По ту сторону реальности

ПРЕДИСЛОВИЕ

В тот вечер я окончательно разругался со Светкой. И как же я мог столько времени находиться рядом с такой заразой?! Столько времени она морочила мне голову! Странная все-таки штука -- любовь...
Но повесть моя совсем не о том. Наверно, сейчас я просто подсознательно стараюсь найти подоплеку того, что случилось впоследствии.
Итак, в тот вечер я мчался по дороге как сумасшедший и, конечно, не заметил вылетевшего с перекрестка синего "нисана". На тормоза-то я, конечно, нажать успел. Но, видимо, недостаточно быстро. И моя "копейка" с диким скрежетом влепилась ему в бок. Последнее, что я помню -- это ошарашенные глаза водителя иномарки и летящий куда-то вверх горизонт...
Очнулся я уже в больнице. Врач, как и весь остальной персонал реанимации, смотрел на меня как на ожившего покойника, так как я получил всего лишь легкое сотрясение мозга и небольшой шрам у левого виска. Больше, как ни странно, никаких повреждений не было. Машина моя тоже отделалась сравнительно легко: гнутое крыло, разбитая фара... водителю "нисана" повезло меньше, если не сказать, что совсем не повезло: его очень долго вытаскивали из покореженной машины. Слава Богу, хоть жив остался. Проблем с милицией у меня тоже не было -- виноват был "ниссан".
Но зато у меня появились другие проблемы.
Жизнь моя текла своим чередом: работа, дом, любовь, друзья... в той или иной последовательности. Без приключений и каких-либо важных событий. И почти в один миг все изменилось. И полетело вверх тормашками, перевернув все мои принципы и представления о жизни.
Возможно, толчком к этому послужила авария... может быть.
Но, скорее всего, все началось гораздо раньше.
И вот я... блуждаю по чужим мирам, наблюдаю события, происходящие не со мной...
А когда просыпаюсь -- одна и та же мысль не дает мне уснуть вновь: реальность... где она? Во сне я проживаю тысячи чужих жизней -- ярких и удивительных. А наяву... наяву мир кажется серым, бесцветным... может быть сон -- это и есть настоящая реальность? А явь -- всего лишь сон?...
Судите сами -- перед вами моя повесть. Так, как все было...
*

Последние отблески вечернего солнца бегают веселыми зайчиками по медленно текущей реке, перебегают на растущий по ее берегам сосновый бор, освещают маленькую девочку, одиноко идущую к лесу.
На горизонте видны лиловые тучи, солнечные лучи пронизывают их насквозь, посылая на землю разноцветные полоски. Величавые сосны клонят друг к другу кудрявые верхушки, образуя в монолитном массиве леса живописную арку. К ней вьётся серпантином почти незаметная в густой траве тропинка, по которой идёт худенькая девочка лет восьми.
Она идет медленно, крепко прижимая к груди игрушку -- плюшевого медвежонка. Большие серые глаза ее хранят наивное и задумчивое выражение. Пшеничные волосы, рассыпанные по плечам, слегка колышутся то ли от её медленных шагов, то ли от легкого теплого вечернего ветерка.
Девочка одета в белое кружевное платьице и симпатичные розовые башмачки. Она кажется такой милой и такой беззащитной. Как оказалась она в этой безлюдной местности? Почему идет одна вдоль реки, о чем думает?
Словно кем-то завороженная, она все ближе подходит к лесу. И вот ее уже окружают высокие и молчаливые деревья. Они лишь шепчут что-то друг другу, склоняясь верхушками где-то высоко над землей. Они словно удивлены появлением в своем царстве другого, неизвестного им существа...
Солнце неумолимо катится к горизонту, а девочка продолжает идти,
все глубже погружаясь в тень сосен. Сухая хвоя и мелкие веточки хрустят под её ногами, кое-где слышны голоса птиц. Лес наполнен благоуханием трав и сосновой живицы. Деревья все гуще, все ближе сдвигаются друг к другу, все темнее, все мрачнее становится бор. Голоса птиц стихли, словно кто-то спугнул их, ветки кустов цепляются за платье девочки, словно пытаясь задержать или предупредить о чём-то...
А девочка все идет, не замечая ничего вокруг.
Внезапно глухая стена деревьев словно расступается перед ней, открывая взгляду светлую полянку, всю заросшую невысокой травой. После череды деревьев, застывших в своей незыблемости, появление этой полянки, освещенной лучами заходящего солнца, настолько неожиданно, что девочка останавливается. Эта поляна, такая светлая и чистая, кажется чем-то нереальным после сумрака вечернего леса.
Внезапно глаза девочки расширяются от изумления. Посреди поляны, ловя острыми гранями отблески солнца, стоит невысокий, скорее всего металлический, тонкий крест. Затаив дыхание, девочка некоторое время смотрит, затаив дыхание, на этот, неизвестно откуда взявшийся крест, затем начинает медленно приближаться к нему. Когда она подходит совсем близко, медвежонок выскальзывает из ее рук и подкатывается к подножию зловеще поблескивающего в лучах солнца креста. Девочка порывисто наклоняется за ним и, потеряв равновесие, падает, напоровшись лицом на крест. Тонкие и острые грани креста пронзают ее ноздри. Заливаясь кровью, в тщетной попытке закричать, девочка соскальзывает в омут, который находится у подножия креста, и который скрывает предательская ряска...
Погружаясь в зловонную жижу, девочка пытается зацепиться за траву, растущую по краям омута, но все тщетно. Вырывая комья земли, вслед за ней скрывается под водой крест. И вот уже мутная вода сомкнулась над ее головой. Еще несколько бесконечных секунд маленькая рука пытается ухватиться за край омута, но соскальзывает и пропадает, скрывается в равнодушно колышущейся ряске...
От темной стены деревьев отделяется тень, оформляется в силуэт, похожий на человека, закутанного в плащ. Эта фигура словно вырастает из самой тени, что отбрасывает сосновый бор, словно сама тьма стала осязаемой и страшно опасной...
Медленно и степенно подплывает она к омуту, опускает широкий рукав в воду и достает окровавленный крест. Резким движением втыкает его в землю, устанавливая на прежнее место.
Вокруг стоит давящая тишина, словно лес замер в ужасе. Отряхнув с рукава зеленые комочки ряски, тень так же медленно плывет к лесу и растворяется, пропадая меж деревьев.
По-прежнему зашумел сосновый бор. Солнце окончательно село,
скользнув последним лучом по острым граням креста и багрянцем отразившись на листве деревьев.
...И только плюшевый мишка остался одиноко лежать у подножия креста...

*
Я подскочил на кровати. Утро только начиналось. Лучики солнца выплескивались из-под занавесок и паутинкой вползали в комнату. Я откинулся на подушку и облегченно вздохнул: это был всего лишь сон. Я снова закрыл глаза. Откуда-то из подсознания всплыла картинка:
....маленькая детская ручонка пытается зацепиться за край омута, но попытки бесплодны и она медленно исчезает в покрытой ряской жиже...
Господи! Я снова в ужасе распахнул глаза и сел. Приснится же такое! Да, похоже, от интенсивной работы у меня "потекла крыша".
Срочно пора в отпуск. Деда свожу куда-нибудь, на рыбалку, например...
Да, точно! Я же ему обещал сегодня заехать! Придется вставать.
Жил я в то время один в двухкомнатной квартире, которую предоставил в полное мое распоряжение дед -- мой единственный оставшийся в живых родственник. Родители мои погибли, когда мне было всего семь лет. Горечь утраты стерлась под неумолимым бегом времени -- это было почти двадцать лет назад... помню я их смутно, лишь иногда вспоминаю густые, длинные и черные, словно ночь, ласковые мамины волосы, да ярко-зеленые отцовские глаза. Это было именно то, что досталось мне от них в наследство.
Воспитанием моим занимался дед -- высокий и жилистый старик.
Сколько я его помню, он всегда выглядел одинаково, будто и не старел даже. У него были белые волосы -- не седые, не светло-русые, а именно белые, как чистый лист бумаги. И никакой лысины. Острый орлиный нос придавал лицу суровое выражение, но его смягчали глаза: удивительно ясные и умные, такие же зеленые, как у меня.
Лет десять после гибели родителей я жил вместе с дедом в его доме на окраине города. Дед занимался знахарством, и в нашем доме часто появлялись разные люди, просящие о помощи. Дед читал над ними молитвы, умывал посетителей водой, ходил куда-то... Я во всю эту чушь не верил и втайне посмеивался над фанатиком-дедом, который все свое время тратил на истеричных кумушек, которые и были его основными "пациентами". Он вставал посреди ночи, постился месяцами -- сидел практически на одном черном хлебе и воде -- часто пропадал где-то сутками и порой просто выводил меня из себя своими земными поклонами и молитвами. В доме постоянно стоял густой запах церковной смолы и горящего воска, к которому примешивались разнообразные ароматы сушеных трав.
Потом дед купил небольшую двухкомнатную квартиру в центре города и торжественно вручил мне ключи от нее в день моего совершеннолетия. Сам он остался жить в своем полуразрушенном старом доме на окраине. Там он продолжал заниматься своим, малопонятным мне, ремеслом.
Махнув на деда рукой, я зажил своей жизнью: закончил университет, устроился на работу в одно издательство "свободным художником"-- спецкором по криминалу; немного фотографировал, немного писал. Моих доходов вполне хватило на приобретение подержанной "копейки".
Дома у меня всегда было много друзей и знакомых. Жениться я пока не собирался и жил, можно сказать, в свое удовольствие, один в двухкомнатной квартире. А дед, позанимавшись целительством еще несколько лет, заколотил свою избу и перебрался в дом престарелых.
И вот сегодня мне было просто необходимо заехать к нему.
Я встал, вздохнул и отправился в ванну. Подремать бы ещё пару часиков...
Под напором ледяной воды глаза открылись окончательно.
Бриться совсем не хотелось. Что ни говори, процедура не из приятных. Но обойтись без нее ну никак нельзя. Мою "импозантную небритость" дед обзовет "двухдневной щетиной" и будет, конечно, прав. Но! По этому поводу будет прочитана двухчасовая лекция на тему: "Что за молодежь пошла". Дразнить гусей не хотелось, и я, вздохнув ещё раз, принялся скоблить щеку. Потом почистил зубы и постарался причесать щеткой волосы. После нескольких безуспешных попыток пригладить мои черные космы более или менее приличным способом, я плюнул на это дело и отправился пить кофе.
Затем я сунул в зубы сигарету и поплелся в гараж. После аварии "копейка" заводилась только после долгих уговоров. Как и на этот раз. Все никак не выберу время ее отремонтировать...
Наконец движок взревел и завелся. Ну, что ж, поехали к деду. За окном проносился просыпающийся город. Да, рановато я сегодня встал, но это к лучшему. Успею все дела переделать. Мне ещё надо было попасть к начальнику и поговорить с ним по поводу отпуска. Если бы я как обычно проспал, то ни к деду бы не успел, ни главного редактора на месте не застал бы. А к деду я уже почти месяц не появлялся... как-то неудобно.
Несмотря на все мои уговоры и доводы, дед продолжал жить в «доме престарелых». Все попытки увезти его оттуда приводили к жутким скандалам. Может оно и к лучшему, так как дед мой -- существо беспокойное и своенравное до ужаса.
Я подрулил к унылому серому зданию «дома престарелых». В скверике одиноко сидел старичок и раскладывал пасьянс - "косынку". Выглядел он так же уныло, как и все вокруг. Совершенно не понимаю, зачем дед сюда перебрался. Тоска кругом смертная... Если не хочет со мной жить, жил бы себе в старом доме. Все рано никакого хозяйства у него не было, поскольку всё свое время он молился. К тому же, кроме старого ободранного кота Самсона, никакая скотина с ним не уживалась. Кот ушёл из дома и пропал без вести ещё года за два до моего переезда, а небольшой сад рос сам по себе, почти не требуя никакого ухода, поскольку сорняки там отчего-то совсем не приживались. Правда, приходилось каждое лето запасаться дровами на зиму, но это было единственное неудобство.
-- Здравствуй, дядь Вань! -- поздоровался я. -- Ты, случайно, моего не видел?
Он поднял на меня печальные глаза:
-- Здравствуй, Станислав. Ты про Ефима, что ли? У себя он, где ж ему быть? Только ты пока не ходи туда, обожди немного.
-- Как это "не ходи"? --Возмутился я.-- Еще чего! Я и так уже опаздываю!
И, не обращая внимания на слабые попытки дяди Вани остановить меня, направился к деду.
Здание «дома престарелых» всегда приводило меня в дрожь. Серые стены, облупившийся от времени потолок и паркетный пол, давно требующий ремонта. В одной из стен имелся пролёт, представляющий собой "уголок досуга", вероятно. Там в ободранных кадках стояли странные цветы, отдалённо напоминающие гигантские папоротники юрского периода, да стоял телевизор явно того же века. Как ни странно, это доисторическое чудовище ещё работало, правда старушкам, пытающимся посмотреть по нему любимый сериал, приходилось наглухо задраивать окна вылинявшими шторами, чтобы хоть как --то разобраться в том, что происходит на экране. Единственное, что мне здесь нравилось, так это то, что у каждого старичка была отдельная комната, в крайнем случае, их селили по двое. Комната деда находилась в самом конце коридора, так что мне пришлось долго идти по жуткому паркету, стараясь не переломать себе ноги.
Открыв дверь его комнаты, я буквально остолбенел: дед стоял посреди помещения на коленях, повернувшись лицом к окну. Вокруг него был очерчен мелом круг, по бокам, спереди и позади него горели, чадя, четыре свечи. Дед что-то бубнил и кланялся, касаясь лбом пола и устремив взгляд в окно, которое было плотно занавешено шторами. Интересно, что он там пытается разглядеть?
Некоторое время я стоял открыв рот и изумленно таращился на деда. Потом вспомнил, что в прошлом он вытворял еще и не такое и решил все-таки подождать.
Я осторожно вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Она предательски скрипнула. В щель я успел заметить, как вздрогнул дед, но монотонного бурчания своего не прекратил. Через некоторое время за дверью все стихло. Потом тихонько скрипнула кровать. Кажется, можно заходить.
Я набрал побольше воздуха и открыл дверь. В комнате стояла гробовая тишина, и ничто не напоминало о том, что здесь что-то происходило: никаких кругов и свечей на полу, а дед, словно младенец, мирно посапывал в кровати, отвернувшись к стене... странно. Я же только что видел его, стоящим на коленях! Когда он успел привести комнату в порядок, скажите на милость?! Так... дедуля опять чудит. Я осторожно присел на кровать.
-- Дедушка, -- начал я. -- Дед!
Никакой реакции.
-- Де-д, это я, Стас.--Повисла пауза. Дед не отвечал. -- Але! Ты что, спишь?
Дед слегка шевельнулся. Я воспрял духом.
-- Дедуль, я очень спешу, ты скажи мне, чего тебе привезти, да я поеду. Мне еще на работу надо сегодня успеть. Попробую отпуск выбить... Может, съездим с тобой куда-нибудь, порыбачим...
Дед не подавал признаков жизни.
-- Дед, -- сказал я, помолчав некоторое время. -- Ты что, оглох?
А в ответ тишина...
-- ДЕД!!! -- заорал я.
Дед сел на кровати, укоризненно посмотрел на меня, почесал шею и изрек:
-- Совсем не обязательно так орать. Я тебя и так прекрасно слышу.
Челюсть у меня буквально отвисла. А дед продолжал ворчать:
-- Вот, взял привычку орать на старших. Ну никакого уважения! Что за молодежь пошла! Всю душу в него вкладываешь, все для него делаешь... А он? Отблагодарил! Орет на родного деда! Вот, взял привычку...
-- Извини, дедуль, -- сказал я на всякий случай. Правда, на него это никак не подействовало, он только еще больше разошелся. И зачем я брился?! Всё равно нарвался...
Продолжая ворчать, дед достал трубку и принялся набивать ее какой-то гадостью. Вообще-то он не курит, но иногда позволяет себе выкурить, трубочку-другую какого-то зелья. Судя по запаху, это что-то вроде сушеных клопов.
Атмосфера в комнате быстро засорялась дедовым зельем.
-- Кормишь их, поишь... -- продолжал бормотать дед между затяжками. -- И никакой благодарности...
Я разогнал рукой едкий дым и пересел на другую кровать, подальше от его вонючей трубки.
-- Дед, я только хотел узнать, что тебе...
-- Не перебивай старших!
-- Но я не...
-- Цыц! Сейчас съездишь в магазин, ну тот, что на углу, ты знаешь, и купишь мне кое-что вот по этому списку. -- Он протянул мне аккуратно сложенную бумажку. -- Потом расскажешь, чего это ты приперся в такую рань, тебя ведь, обычно, пушкой не разбудишь... Ладно, давай, топай.
Вот такой у меня дед. Абсолютно загадочный.
Я зашел в маленький магазинчик на углу и огляделся. Дед как-то показывал мне его, но внутри я оказался впервые.
В магазине царил полумрак, разгоняемый кое-где выбивающимися из-под плотно занавешенных окон лучами солнца и светом шикарной люстры, утыканной настоящими свечами, свисающей почти до самого пола. Занавески на окнах были из тяжелого бархата. Он весь переливался, отражая пламя свечей. Прилавок занимал очень мало места, собственно, это был всего лишь небольшой столик, слегка загораживающий дверь в подсобное помещение. Вокруг витал запах сандала и каких-то трав.
Весь товар был развешан на стенах, лежал на небольших, в основном круглых, столиках, полочках, подставках. Они стояли в беспорядке по всему помещению, а некоторые просто свисали с потолка.
Да, довольно необычная обстановка для магазина. Приглядевшись, я понял, что и сам товар в этой лавке был не совсем обычным. А точнее, совсем необычным.
Я подошел поближе к одному из столиков. На нем находилась высокая и узкая цилиндрическая колба. Она была наполнена какой-то жидкостью. А в жидкости плавало нечто вроде отрубленной человеческой кисти... Бр-р-р... Какая гадость.
Я поднял глаза и вздрогнул: передо мной неожиданно оказался маленький лысый человечек, вероятно, хозяин заведения. Как он ухитрился подойти так бесшумно?
Человечек выглядел довольно забавно: он был лысый и толстый, почти шарообразный. Лысым он был абсолютно: у него не было даже ресниц. Я невольно улыбнулся, глядя на него. Он хмуро посмотрел на меня и произнес неожиданно густым рокочущим басом:
-- Чем могу служить, молодой человек?
Я достал дедову записку, развернул:
"Сорок свечей черного воска,
Корень мандрагоры,
Вербена свяченная ... "
Чего-чего? Интересно, зачем ему корень мандрагоры и вообще, что это такое? Я решил не ломать голову и просто протянул список продавцу -- пусть сам разбирается. Толстячок взял список, прочитал его и, ничуть не удивившись, укатился в свою подсобку.
От нечего делать я принялся глазеть по сторонам. На полочке слева от меня находился кусок кожи с волосами, заплетенными в косу. Боже, да ведь это скальп! Я поспешно отошел от подставки и решил больше никуда не смотреть. Миленькая лавочка, ничего не скажешь...
Тем временем продавец вышел из подсобки. В руках он нес коробку.
-- С Вас 26 долларов, -- сказал он, передавая ее мне.
-- Долларов? -- удивился я. -- А рублями нельзя?
-- Нет, -- отрезал он. -- Если у вас нет долларов, можете взять товар, разменять рубли и принести мне.
-- Вы мне доверяете ? -- Еще больше изумился я.
-- Безусловно. Только дело тут не в доверии. Вы просто не сможете меня обмануть. Идите и не задерживайтесь,--сказал он строго и растворился в своей подсобке.
Не успел я опомниться, как оказался на улице с коробкой в руках. Я пожал плечами, закинул ее в машину и поехал назад к деду.
Деда я обнаружил сидящим в скверике на лавке. Он увлеченно болтал с другими стариками. Увидев меня, он махнул рукой, подзывая к себе.
-- Принес? -- спросил он.
-- Да, только я еще не расплачивался.
-- Почему?
-- У меня с собой только рубли, а продавец доллары требует.
-- Ну так иди и поменяй, что стоишь как истукан? -- скомандовал дед, увлеченно роясь в коробке.
Пришлось отправляться исполнять приказ, спорить с дедом всегда бесполезно, даже опасно.
Скоро я уже снова стоял напротив магазина лысого продавца.
Разглядывая причудливую витрину, я думал о странных событиях сегодняшнего утра. Сначала этот жуткий сон, потом дед с его причудами. Еще вот этот загадочный продавец... и почему это он так уверен был, что я его не обману с деньгами? А вот возьму и не отдам ему баксы! Пусть потом локти себе кусает. Я уже совсем было решил уйти и проучить толстяка за доверчивость, как вдруг возле меня неожиданно материализовался он сам.
-- Быстро же вы обернулись, молодой человек, -- пророкотал он, выхватывая у меня деньги. -- Благодарю Вас.
И он направился в магазин. На пороге обернулся и, смерив меня насмешливым взглядом, добавил :
-- Только не старайтесь больше обучать старую собаку новым трюкам. Да не стойте Вы с открытым ртом! На работу опоздаете. -- И скрылся в дверях своей лавки.

В редакцию я, конечно, опоздал. Еще бы, столько событий за одно утро. В приемной меня встретила и приветливо улыбнулась Сонечка — любимая секретарша нашего шефаСпортсменка, комсомолка и просто красавица. Она уже давно строит мне глазки, но меня не привлекают блондинки с кукольными личиками и пустыми, пусть и красивыми, глазами. К тому же, всем в редакции было известно, что Сонечка являлась любовницей нашего шефа. Говорят, он ей даже квартиру купил, или что-то в этом роде. Болтают про них разное -- я не особо прислушивался, не люблю сплетен. Но главное уяснил: Сонечка -- это запретная зона, если не хочешь работу потерять.
-- Привет, Стасик -- промурлыкала она. -- Где это ты пропадаешь? А то шеф тобой уже несколько раз интересовался. Я тебе даже на мобильник звонила, но он отключен был.
-- Привет, -- хмуро ответил я. Мобильник-то я вообще дома забыл... -- И давно это было?
-- Не очень. Ты давай, заходи уже. Скажи, что здесь дожидался, если спросит, конечно. У него кто-то с утра сидел, только вышел.
-- Спасибо, Сонечка! -- Обрадовался я. -- С меня шоколадка.
Соня издала тяжелый вздох и проводила меня томным взглядом, а я открыл дверь кабинета.
К сегодняшнему дню я должен был сдать очерк об одной криминальной истории. Шеф, как обычно, ждет сенсаций, но из обыкновенной бытовой драки сложно создать бестселлер. Пришлось сочинить душещипательную историю о неразделенной любви и кровавой ревности...
Главный редактор, как всегда, что-то увлеченно писал, покусывая кончик авторучки. На столе перед ним стоял компьютер, но свои заметки он предпочитал делать по старинке, шариковой ручкой на небольших клочках бумаги. Слабые попытки Сонечки приобщить шефа к современной технике успехом не увенчались, и ей приходилось подолгу разбирать каракули редактора, переводя их на общедоступный язык. В этом я с шефом был солидарен, поскольку и сам мог писать только остро отточенным карандашом на любимом потрепанном уже довольно сильно блокноте. По другому "муза" появляться не желала.
Я осторожно прикрыл за собой дверь, стараясь не шуметь. Шеф поднял голову и посмотрел на меня:
-- А, Старцев! Явился наконец.
-- Да, я в приемной ждал... -- принялся я врать.
-- Ладно, -- перебил он меня. -- Не надо. Очерк готов?
-- Да.
-- Давай сюда.
Я протянул ему несколько листков бумаги.
-- Так, -- сказал он, пробегая глазами мой "шедевр". --В принципе, неплохо. Чуть подредактируем... Получай новое задание.
-- Андрей Вячеславович! -- Взмолился я. -- А как же мой отпуск? Вы же обещали! Я уже года три в отпуске не был.
Он отложил бумаги в сторону и внимательно посмотрел на меня:
-- Заработался что ли? Ну ладно, съездишь на пару дней в одну деревню, напишешь статейку на полполосы и -- гуляй хоть три месяца, лады?
-- Отлично! -- обрадовался я.
-- Бумаги у Сони, талоны на бензин в бухгалтерии. Оформляй и сегодня отправляйся.
И он снова погрузился в работу. Я немного постоял в нерешительности, потом вышел из кабинета.
Беготня по оформлению документов заняла около часа. Через два часа я уже сидел дома и изучал предоставленные мне бумаги. Изучать, собственно, было нечего. В наличии имелась только справка из одного районного отделения милиции о том, что три дня назад пропала девочка. Ей было всего восемь лет. Она гостила у своей бабушки на каникулах и, вероятно, заблудилась в лесу. Я слышал, в том районе великолепные леса, богатые грибами и порой почти непроходимые.
Короче говоря, надо туда съездить и выяснить все на месте.
Странно, а как это отпустили ребенка одного в лес? Ладно, пора отправляться. Я быстренько покидал необходимые вещи в потрёпанную сумку, огляделся по сторонам, нашёл свой мобильник и засунул его в карман. Чуть опять его не забыл...
Я уже собирался выходить, когда зазвонил телефон. Я остановился в дверях, раздумывая, стоит ли отвечать, потом всё же вернулся и поднял трубку.
-- Слушаю, -- сказал я. Звонил дед.
-- Ты совершенно неисправим! -- Послышался его голос. -- Где твое "здравствуйте"? Да, вежливости я тебя, наверно, никогда не научу.
Я разозлился. Зря я вернулся, надо было не подходить к телефону... хотя вряд ли это мне помогло бы. Если моему деду что-то от меня понадобилось, он из-под земли достанет. Я рявкнул:
--Между прочим, это ты мне звонишь, а не я тебе! И ты сам не поздоровался! И вообще, мы сегодня уже виделись!
-- Не перечь деду!
Я вздохнул. Это становилось уже невыносимым. Но дед на мой вздох никак не отреагировал и продолжал:
-- Мне стало известно, что тебя отправляют в командировку, -- говорил он.
Интересно. Ему "стало известно", видите ли. Мне самому об этом "стало известно" только что. А он-то откуда знает?
-- И не перебивай меня!
Да я и не собирался... молчу в трубку. Дед помолчал мне в ответ, потом продолжил:
--Ну так вот, в этой поездке тебе угрожает опасность. Какая -- не скажу, все равно не поверишь, да и не поймешь. Но будь предельно осторожен, понял? Не забудь надеть кулон, который я тебе подарил, помнишь?
-- Помню, -- ответил я.
Он действительно как-то надел мне на шею небольшой кожаный кулон с непонятными надписями. Кулон был прикреплен к такому же кожаному шнурку. Вещица была довольно изящная и, видимо, эксклюзивная. По крайней мере, я таких никогда не видел. Я его сразу же забросил подальше и больше ни разу не надевал. Хотя нет, один раз всё же дед заставил меня его надеть. Это было прямо перед аварией. Куда же я его потом засунул?
-- Одень его немедленно!
-- Ладно, -- я не без труда нашел кулон и нацепил его на шею поверх рубашки. Потом опять взял трубку.
-- Надел?
-- Да.
-- А теперь засунь его под рубашку.
Проницательность деда начинала напрягать. Я вздохнул и запихал кулон за пазуху.
--И еще. Я тебя очень попрошу, не суй свой любопытный нос куда тебе не следует. Напиши несколько строк об этой девочке и, не задерживаясь, отправляйся домой. Понял? Не задерживаясь! Особенно не ходи ни на какие вечеринки! Я немного не уверен во времени, но там тоже что-то должно произойти...
-- Дед, -- не выдержал я, -- откуда ты знаешь про девочку?
-- Я, Стас, знаю гораздо больше, чем ты способен понять. Постарайся на этот раз не задавать лишних вопросов, просто прими совет умудренного жизнью старого человека. Не задерживайся там, обещаешь?
А вот это уже была провокация. Дед прекрасно знал, что обещания свои я всегда выполняю, что бы ни случилось. Несмотря ни на что.
-- Хорошо, -- вздохнул я, --обещаю.
-- Ну вот и замечательно, -- обрадовался дед и поспешно повесил трубку. Наверно, побоялся, что я передумаю. Ну да Бог с ним, пора ехать.

Через полчаса я уже выезжал из города по направлению к искомой деревне. Ровная дорога убаюкивала. Я зевнул. Рановато я все-таки сегодня встал... Как бы не заснуть за рулем.
Деревня, в которую я направлялся, находилась довольно далеко от цивилизации, так что пришлось еще долго трястись по проселку. Вскоре дорога свернула в лес. Вокруг меня проносились стройные деревья, утопающие в густой траве. Стайка птиц вспорхнула с куста, испугавшись звука мотора; промелькнула пушистая белочка...
Какие же тут живописные места! Я не выдержал, заглушил мотор и пошел бродить по лесу. Меня окружал березовый лес, такой густой, что приходилось в некоторых местах продираться сквозь почти непроходимую чащу. Вскоре он кончился, и неожиданно я оказался в сосновом бору. Здесь даже пахло как-то по-особенному, не так, как в березняке. Сухие хвоинки и тонкие сухие палочки хрустели под ногами, щебетали птицы, шелестел в ветвях ветер.
Довольно долго я ходил, просто наслаждаясь августовским лесом, потом принялся собирать грибы. Пройти мимо таких красавцев было просто невозможно. Громадные, как с картинки, боровики и подберезовики. Сыроежки я даже не брал. Пару раз набрел на семейство лисичек. Их одних хватило бы на приличное жаркое. Пришлось срочно возвращаться обратно в машину. Там я достал из багажника ведро, с помощью которого обычно мыл своего «коня» и отправился обратно, уже с ведром в качестве корзины.
Погода стояла довольно жаркая, даже комаров не было видно. Зато мне часто встречались белки. Они совершенно меня не боялись и довольно нагло выпрашивали чего-нибудь вкусненького. Я не стал жадничать и поделился с ними несколькими грибами.
Немного устав, я присел на поваленное дерево, вытащил сигареты и решил покурить. Но, не успел я чиркнуть зажигалкой, как почувствовал удар по спине, будто кто-то хлопнул меня по плечу. От неожиданности я выронил зажигалку и обернулся. За спиной никого не было. Только слегка покачивалась ветка молодой сосны, словно кто-то задел её, поспешно спрятавшись в густой чаще.
«Наверно, показалось»,--подумал я и принялся шарить рукой в траве, надеясь найти зажигалку. Она должна была упасть мне под ноги, но, как я не искал, найти её в густой траве так и не смог. Запихав ненужную сигарету обратно в пачку, я встал, подхватил ведро с грибами и пошёл дальше. Всего в нескольких шагах от дерева, на котором я сидел, мне попался очень красивый боровик. Таких громадных грибов я в жизни не встречал. Его шляпка в диаметре была не меньше двадцати пяти сантиметров, а ножка была толщиной с мою руку. Но самое удивительное, что этот красавец был абсолютно крепким и совсем не червивым. Немного поодаль я нашёл ещё несколько таких же грибов, потом мне попались не менее потрясающие подосиновики. А на небольшой полянке я наткнулся на самые настоящие шампиньоны. Никогда бы не подумал, что они еще встречаются в дикой природе!
Фантастические грибы вывели меня к берегу реки. Она медленно перекатывала свои воды среди крутых берегов и пестревших то здесь, то там островков плакучих ив. Я моментально забыл про грибы и полез купаться.
В озёрах и прудах в жару вода напоминает масло. На поверхности она тёплая, почти горячая, за день она прогревается так, что даже заходить порой в нее неприятно. Ко всему прочему она тёплая только на поверхности. Чуть ниже – и ноги уже сводит. Поэтому в прудах и озёрах я купаться не люблю. Озеро больше подходит для того, чтобы им любоваться…
Другое дело – речка! В ней вода всегда равномерно перемешана и даже в сильную жару остаётся приятно прохладной. А течение никогда не было мне помехой, плаваю я как акула.
В этой реке течения, похоже, вообще не было. Скорее всего, то место, куда я вышел, представляло собой небольшую заводь, где течение всегда слабое. Я вдосталь нанырялся, нарвал зачем-то целую охапку кувшинок, спугнул семейство диких уток и вытащил их норки парочку сердитых раков, которых тут же отпустил на волю. Словом, отдохнул душой. Давно не выпадало мне такой возможности, всё эта работа проклятая…
Жара постепенно спадала, день клонился к вечеру. Выбравшись из речки я уселся на вершине холма и моим глазам предстало потрясающее зрелище: величавый сосновый бор в лучах заходящего солнца. Эта картина показалась мне чем-то знакомой, словно я уже бывал здесь раньше. Некоторое время я обсыхал, любуясь на склонившиеся кронами деревья, потом с вздохом встал и принялся одеваться. Всё хорошее когда-нибудь кончается, только очень уж быстро…Пора было отправляться на поиски машины.
Машина нашлась далеко не сразу. Зато по дороге я встретил ещё несколько белочек, отличавшихся особой настырностью
(пришлось снова делиться грибами) и совершенно дикого ежа. Это животное, похоже с человеком никогда в своей жизни не встречалось, поскольку вместо того, чтобы свернуться в клубок, как поступают все порядочные ежи, он принялся пихать меня лапами. Да так сильно, что я его чуть не выронил. Еж пыхтел и фыркал как сумасшедший, пришлось отпустить животинку на волю, наколов несколько грибов ему на колючки в качестве компенсации за беспокойство. Не без труда я наконец, нашёл свою машину, закинул ведро с грибами в багажник и завёл мотор.

В деревню я въехал уже под вечер. Солнце уже почти совсем закатилось за горизонт, но было ещё светло. Я решил поискать ночлег. Конечно, я мог бы переночевать и в машине, но, если есть возможность, всегда стараюсь обеспечить себе наибольший комфорт. Не долго думая, я постучал в первый попавшийся домик на окраине.
Домик был небольшой, одноэтажный. Весь белый, словно из снега. Во дворе чисто, ни единой соринки. Возле калитки росли густые кусты сирени и калины, во дворе возвышалась громадная ель.
На мой стук вышла маленькая старушка. Одновременно с нею из будки появился громадный, почти со старушку волкодав. Вид у него был довольно устрашающий. Хотя собак я не боюсь, но сердце у меня всё равно ёкнуло. Но пёс только внимательно осмотрел меня большими карими глазами, затем медленно перевёл взгляд на хозяйку. Та едва заметно покачала головой. Волкодав повернулся и скрылся в будке.
--Проходи, -- сказала мне старушка, открывая калитку. Я зашёл во двор и пошёл вслед за ней. Бабулька едва доходила ростом мне до плеча. Маленькая, хрупкая. Седые волосы стянуты в пучок на затылке. Даже не седые, а белые, почти как у моего деда. Странно, как она не боится впускать совершенно незнакомого человека в дом, хотя с таким псом особо не забалуешь. Но всё равно, смелая бабуся.
Мы прошли в хату. Внутри было так же чисто и аккуратно, как и снаружи. Вокруг витал своеобразный деревенский запах, но к нему примешивалось ещё что-то очень знакомое, словно я снова попал в детство, в дом, где мы жили с дедом.
Обстановка была скромной: две высоких старинных кровати, все в плетёном кружеве ручной работы, их слегка закрывали такие же плетёные занавески. Круглый стол, накрытый белоснежной скатертью. На столе стояла скромная, но симпатичная вазочка с букетиком полевых цветов. Между небольших окошек стояло большое старинное зеркало, очень красивое, резное, с множеством завитушек. Вдоль левой стены находился старенький диванчик, заботливо укрытый покрывалом. Возле двери стоял огромный комод, явно того же века, что и зеркало. Пол был заботливо устлан ткаными ковриками. В «красном углу», как положено, висели иконы. Сразу было видно, что они очень старинные и дорогие. Возможно, единственная ценная вещь в доме. Они тоже были заботливо украшены кружевом. Из соседней комнаты виднелась русская печь
--Проходи, -- повторила старушка и указала рукой на диван,-- я тебя слушаю.
Я собрался с духом и сказал:
-- Я журналист, зовут меня Станислав Старцев. Приехал в вашу деревню, чтобы написать статью. Мне нужно пару дней где-то пожить. Может, вы порекомендуете кого-нибудь, кто может сдать мне комнату на два, может, на три дня? Я не привередлив, в крайнем случае, сойдёт простой сеновал. Даже сеновал предпочтительнее – люблю запах свежего сена…
Старушка некоторое время внимательно меня разглядывала серыми, с грустинкой глазами, потом произнесла:
--Ты можешь остановиться у меня.
Я обрадовался. Мне явно сегодня везёт! По крайней мере, начиная со второй половины дня… надо же, зашёл в первый попавшийся дом, и уже нашёл где ночевать. Обычно на поиски жилья у меня уходило не меньше трёх часов, а порой так и приходилось спать в машине, если, конечно, машина оказывалась рядом.
-- Сколько я буду Вам должен? – спросил я.
-- О чём ты говоришь, -- удивилась старушка, --ночуй за ради Бога. Только не сори, да собачку мою не забижай.
Я невольно улыбнулся. Такую «собачку» пожалуй, обидишь! Слопает и не заметит. А старушка продолжала:
-- Где ляжешь-то? Хочешь, на печке, или на кровати? На печке жарковато, правда. Может, на сеновал пойдёшь? Сено у меня свежее, нынешнее.
--Да, пожалуй, на сеновале лучше.
-- Вот и хорошо, давай-ка, Станислав, неси-ка сюда свои грибочки, пожарим. Картошечку с грибами, поди, любишь?
-- Откуда вы знаете, что я грибов набрал? – удивился я.
Она улыбнулась, отчего лицо её помолодело лет на двадцать и сказала:
-- Ну, это не сложно, милый. В наших лесах грибов видимо-невидимо. Только слепой их не заметит. А по лесу ты походил, это сразу видать. Вон, репей в волосах, сучок за пуговку зацепился,…догадалась. Ну, ступай. А я тебе постель приготовлю, не на голом же сене тебе спать!
Через некоторое время я уже сидел за столом в маленькой кухне Евдокии Ивановны ( так звали старушку) и за обе щеки уплетал восхитительную картошку с грибами. И запивал всё это парным молоком. Пир богов! Учитывая, что целый день у меня во рту не было ни крошки. Если, конечно, не считать пирожка якобы с мясом, который я перехватил по дороге из редакции домой.

А продолжение?) Очень понравилось) Захватывает

Одиночка,спасибо за отзыв))сегодня вечером выложу вторую главу

Хозяйка сидела напротив меня подперев рукой щёку и с интересом наблюдала за тем, как я уничтожаю полную сковороду с грибами. Сама она не ела, только прихлёбывала что-то из кружки. Когда я закончил есть, она отставила в сторону пустую сковороду и спросила:
-- Ну так какие дела привели тебя в нашу деревеньку?
-- Девочка тут у вас пропала. Вот меня и прислали, так сказать. Расследование провести.
-- Да, -- произнесла Евдокия задумчиво. – Жалко как Анюту. Совсем ребёнок. Ей ещё бы жить да жить…
-- А что случилось, -- всполошился я. – её уже нашли, что ли?
-- Нет, ещё не нашли. Но скоро найдут. Похоронить её надо скорее, по обряду. Дух её этого просит.
От этих слов у меня по спине побежали мурашки. Глаза старушки мерцали, словно звёзды, отражающиеся в озере. Взгляд затуманился, она смотрела сквозь меня, словно видела что-то такое, что недоступно большинству людей. Что-то, на чём держится вся вселенная.
-- Откуда Вы знаете, что она умела? Может, просто заблудилась, -- осторожно спросил я.
Взгляд Евдокии немного прояснился, Великое Ничто из него вдруг пропало. Глаза сверкнули почти яростно:
-- Знаю что говорю! Не жива она, утонула, в лесу, в омуте.
-- А как же отпустили её одну в лес? – решил уйти от опасной темы я. – как же она заблудилась?
-- Леший, видать завёл, -- рассеянно ответила Евдокия. – у нас ведь леса-то какие кругом… может, чем не понравилась ему… он частенько пошаливает. Ты, кстати, тоже будь поосторожнее, не очень-то по лесу шляйся. Хотя тебя, -- она внимательно на меня посмотрела, -- тебя он, похоже за своего принял. Вон, и печать свою оставил.
Так, подумал я. Похоже, у бабуси не все дома. Пора сворачиваться, да спать ложиться. Завтра схожу в милицию, или что тут у них, потом к родственникам, накидаю статейку и – домой. Евдокия дала мне два одеяла, подушку и проводила к небольшому сарайчику, где мне предстояло ночевать.
В сарае пахло сеном, он был забит им почти до потолка. Забравшись на самый верх, я снял рубашку и удивлённо уставился на неё. На плече красовался довольно чёткий отпечаток маленькой ладошки, словно ребёнок, вымазав ручку в зелёной акварели, играя, хлопнул меня по плечу. Только отпечаток был четырёхпалый…
А ведь меня действительно кто-то хлопнул по плечу, когда я присел на дерево и хотел покурить. Зажигалку я тогда так и не нашел… странно всё это, думал я, наблюдая, как отпечаток четырёхпалой ладошки постепенно исчезает.
Уже через несколько минут я был уверен, что мне всё это просто показалось. Я довольно намотался за этот день, да и встал рано, что само по себе уже было необычно для меня. Жутко хотелось спать. Сено действительно было свежим и душистым. От дурманящего аромата я почти моментально провалился в сон.


*
Ни единой звездочки на затянутом тучами небосклоне. Лишь полный диск луны скудно освещает пригорок и трех мальчиков. Один из них чертит что-то на земле, двое других наблюдают за ним.
За спинами ребят возвышается громада полуразвалившегося каменного здания, в неясном свете луны она кажется обломком скалы, чудом занесенным в этот край густых непроходимых лесов... звенящая тишина окружает этот пейзаж. Нигде не вскрикнет птица, не хрустнет сучок. Даже ветер затих и не шелестит в кронах деревьев.
Мальчик закончил чертить, поднимается. Лунный свет падает на землю и освещает то, что он начертил на влажной от росы земле. Это большой круг с пятиконечной звездой внутри. По углам в ней начертаны какие-то непонятные знаки.
-- Слушай, -- робко спрашивает один из ребят у того, кто чертил пентаграмму, -- может быть не надо, а?
-- Ты что, струсил? -- насмешливо говорит тот.
-- Нет, -- поспешно отвечает мальчик, -- я просто подумал, что... ну, а вдруг не получится?
-- Еще как получится! У ведьмы-то получается. Мы же у нее эту бумагу стащили, помнишь? Кстати, давай ее сюда. Она по ней, наверное, духов вызывает. Может, они желания исполняют...
--Всё равно страшно...
--Не дрейфь!
-- Она еще свечи зажигала...
-- Ну, и мы сейчас зажжем. Давай спички!
Паренек выхватывает из протянутой руки товарища спички, достает свечи и ставит по углам пентаграммы. Через несколько мгновений мерцающие огоньки смешались с ровным светом луны. Мальчик становится в центр круга и произносит удовлетворенно:
-- Ну, вот, вроде бы, и все. Она всё так же делала... и хватит трусить! -- добавляет он, увидев, как прижались друг к другу его друзья.
Один из них протягивает ему свернутую в трубку бумагу. Скорее всего это не бумага, а нечто вроде свитка из тонко выделанной кожи. Он потемнел, видимо от ветхости, облохматился, свисая по краям бахромой.
Стоящий в центре пентаграммы мальчик разворачивает свиток и начинает читать то, что там написано, с трудом выговаривая непонятные слова, иногда запинаясь. Его голос гулко отражается от стен полуразвалившегося здания, возвышающегося прямо за его спиной.
Внезапно темноту ночи ярким зигзагом пронизывает вспышка молнии, разделяя пополам небосклон. Немного погодя ее догоняет раскат грома. Ребята вздрагивают, в страхе жмутся друг к другу. Поднимается ветер, срывая листву с деревьев, гасит свечи, стоящие по углам пентаграммы.
На миг фигурка мальчика, стоящего в ее центре исчезает в кромешной тьме -- луна поспешно спряталась за набежавшие тучи -- но всего лишь на миг. Линии пентаграммы загораются ярким пламенем необычного зеленоватого оттенка, едва не опалив ноги мальчика. Но он словно не замечает ничего вокруг, словно поневоле продолжает произносить слова древнего заклятия, не в силах прервать магию старинного писания...
--…Именем Сатаны повелеваю: явись Белиал, демон тьмы, явись и служи!
Внезапно небеса словно разверзлись, и хлынул ливень. Линии пентаграммы угасают, но лишь для того, чтобы вновь загореться зеленым пламенем...
Шорох начинающегося ливня прорезает нечеловеческий крик. Паренек, читавший заклинание, поднимает глаза от свитка и застывает в ужасе: один из его товарищей неожиданно вспыхивает и загорается ярким пламенем. Размахивая руками, крича от боли и страха, он мечется из стороны в сторону несколько бесконечно долгих секунд, затем падает на землю, заливаемую потоками дождя, остаётся на ней неподвижной бесформенной грудой...
Второй его товарищ невероятным образом начинает изменяться.
Расколовшись, словно орех, его голова выпускает на свет безобразную морду монстра, который, выбираясь из тела мальчика, упирается когтистыми лапами ему в плечи и снимает его с себя, словно чулок...
Переваливаясь на невероятных трехсуставчатых ногах, поблескивая сочащейся зловонной слизью кожей, существо подходит к оцепеневшему мальчику, по-прежнему стоящему в центре пентаграммы.
Волосы у него стали совсем белыми, тело покрыл холодный пот,
который не мог смыть даже ливень. Свиток паренек выронил, и тот валялся теперь у его ног.
Монстр приближается и останавливается возле самого края горящей зеленью пентаграммы.
-- Это ты меня звал? -- шелестит нечеловеческий голос.
Мальчик заворожено смотрит в бездонные нечеловеческие глаза существа и, не в силах разлепить онемевшие губы, кивает.
-- Чего ты хочешь, -- без всякого выражения произносит монстр.
Мальчик продолжает в ужасе молчать. Существо делает шаг в его сторону, и ребёнка начинает трясти от нечеловеческого ужаса.
-- Чего ты хочешь, говори, -- опять зашептало существо.
-- Я не знаю, -- еле слышно лепечет мальчик.
-- Не знаешь...а надо знать..говори! -- в третий раз повторяет монстр.
-- Я, я... ну... -- запинаясь шепчет испуганный мальчик и начинает пятиться, неосознанно стараясь отойти от этого ужаса как можно дальше, выходит из пентаграммы и прижимается спиной к стене.
Раскат грома сливается с грохочущим смехом чудовища.
-- Все условия выполнены, -- говорит оно. -- Свобода!
И монстр перешагивает через линии пентаграммы, которые моментально гаснут, подходит вплотную к застывшему в ужасе ребенку...
-- Значит, -- шелестит, закладывая уши его голос, -- ты этого хотел?
И громадная когтистая лапа опускается на стену в том месте, где секунду назад находилась голова обезумевшего от ужаса мальчика, оставляя после себя сгустки крови и мозга... их поспешно смывают потоки дождя.
И вновь разносятся над лесом раскаты громоподобного нечеловеческого смеха...


*


Я вскочил. Сердце билось в груди так, словно хотело выскочить и ускакать куда подальше. В ушах стоял этот ужасный хохот. Только через несколько минут я осознал, что это звонит мой мобильник. Выругавшись, я отключил противную трубку, даже не посмотрев, кто звонил.
Немного отдышавшись и постепенно приходя в себя, я снова закрыл глаза и уронил голову обратно в подушку. Однако её на положенном месте почему-то не оказалось, и моя голова рухнула прямо в колючее сено. Несколько секунд я пытался понять, где я нахожусь, с трудом вспомнил, сел и принялся вытаскивать из волос сухие травинки. Наверно, я так метался во сне, что смахнул подушку вниз. Ну, точно, вон она на земле валяется. Похоже, всё равно придётся вставать. Что-то эти кошмары становятся дюже навязчивыми. Что со мной происходит? Ну прямо триллеры какие-то снятся... хорошо еще, не "мыльные оперы"... Спать больше не хотелось.
В сарае пахло свежим сеном, из щелей тянуло утренней прохладой. Солнечные лучики пробивались сквозь крышу и зайчиками лежали на лоскутном одеяле, которое дала мне Евдокия Ивановна. На деревне горлопанили петухи. Судя по всему, было раннее утро. С улицы доносился гогот гусей и кряканье уток, раздавалось мычание коров, блеяли овцы. Вероятно, их гнали на пастбище.
Да, рановато я стал подниматься... ну чтож, тем лучше. Больше времени останется на работу.
Натянув штаны и накинув рубашку, я вышел из сарая, с наслаждением потянулся. Вдохнул свежий утренний воздух. Вокруг витал запах озона. Видимо ночью прошел дождь. Трава во дворе еще хранила остатки живительной влаги. Капли дождя поблескивали на листьях кустов. Я снова потянулся... где бы тут умыться?
И тут на меня напал петух. Растопырив крылья, с диким воплем он кинулся на меня, норовя попасть клювом в лицо. Я отшатнулся, петух пролетел мимо. Должен заметить, что птица выглядела просто шикарно: яркие перья, великолепный изогнутый хвост и алый королевский гребень, слегка набекрень.
Петух, между тем, удивленно квохтнул, развернулся и вновь пошел в атаку. Я снова увернулся и наподдал ему ногой прямо под шикарный хвост. Петух подлетел вверх, возмущенно закудахтал.
На пороге появилась Евдокия Ивановна.
-- Ах ты разбойник! -- закричала она.
От её грозного окрика мы с петухом перепугались и присмирели.
-- Извини, Станислав, -- сказала Евдокия, улыбаясь, -- совсем забыла тебя предупредить. Наполеон-то мой -- такой бандит...
У меня отлегло от сердца. Это она, оказывается, на петуха закричала, а не на меня... Петух Наполеон покосился на меня красноватым глазом и гордо удалился, видимо, считая себя победителем.
-- Как спалось? -- спросила Евдокия Ивановна.
-- Спасибо, хорошо, -- машинально ответил я.
Она внимательно посмотрела на меня, потом отчего-то вздохнула и пригласила:
-- Ну, чтож, умывайся и приходи завтракать.
Завтрак состоял из молока, сметаны и горы тонких, как салфетка горячих блинов. Таких восхитительных блинов я вообще никогда не пробовал. Сама хозяйка, как и накануне, не ела, а только наблюдала, как я уничтожаю сотый по счету блин, и что-то прихлебывала из своей чашки.
Разузнав у старушки адрес местной администрации, которая была по совместительству ещё и отделением милиции, я поблагодарил свою хозяйку за сногсшибательный завтрак и отправился работать.
Поиски администрации много времени не заняли, довольно скоро я уже стоял перед нужным мне домом. Это было невысокое двухэтажное построение, вероятно, единственное такое в деревне. Я прошел по темному коридору и открыл ободранную дверь.
-- Здравствуйте, -- сказал я девушке, сидящей за столом.
Она подняла глаза от книги, которую читала и осмотрела меня с ног до головы оценивающим взглядом. За время работы в газете я привык к такому приёму и просто молча стоял и улыбался.
-- Здравствуйте, -- ответила она наконец. -- что у Вас?
-- Я журналист. Станислав Старцев, из города. Вам должны были позвонить.
-- Ах, да, конечно. Присаживайтесь. -- Она указала рукой на стул.
Я осторожно опустился на то, что стояло возле стены: стулом это можно было назвать только с большой натяжкой. Сооружение предсмертно скрипнуло, но устояло. Я принялся разглядывать девушку. Она была невысокого роста, насколько можно было судить, так как она не вставала; блондинка. Волосы чуть выше плеч были аккуратно подстрижены. Круглое лицо, молочно-белая кожа. Глаза скрывают большие очки в роговой оправе. Одета она была в мешковатый свитер неопределённого колера (это летом-то!) и простые хлопчатобумажные брюки голубого цвета.
-- Вы сегодня утром приехали? -- спросила она. -- А то мы Вас вчера ждали.
-- Вчера и приехал. Просто уже поздно было.
-- А ночевали-то где? -- грубовато спросила она.
-- Постучал в крайний дом. Такой весь беленький, и ель возле него громадная.
Девушка посмотрела на меня как-то странно.
-- У Евдокии Ивановны, что ли?
-- Да. А что?
Она сняла очки и принялась протирать стекла тряпочкой. Потом подняла на меня близорукие глаза. Вы обращали когда-нибудь внимание, какие глаза у тех, кто носит очки? В них всегда присутствует какая-то загадка. Такие люди смотрят так, словно видят что-то особенное сквозь тебя. Вот такие у нее и были глаза, серые, дымчатые. Да и сама она была довольно симпатичная без этих дурацких очков. А если еще накрасится и приоденется...
Девушка снова надела очки, и очарование пропало.
-- Странно, -- произнесла она задумчиво.
-- А чего тут странного? Мне же надо было где-то переночевать.
-- Как Вам сказать... дело в том, что Вы поселились у нашей деревенской колдуньи.
-- Ну и что, -- улыбнулся я. -- Думаете, она на меня порчу наведет?
-- Зря Вы смеетесь. Евдокия многое может. Она здесь вместо врача. Все болезни лечит. К ней из города приезжают, а иногда даже из других стран.
-- Народный целитель, что ли?
-- Вот именно, -- девушка серьезно посмотрела на меня. -- Я только одного не могу понять, почему она Вас ночевать пустила?
-- А что же тут удивительного?
-- Вроде бы ничего. Никогда не слышала, чтобы она постояльцев брала. Денег у неё и так достаточно, да ей много и не нужно, живёт скромно, дети у нее в городе, тоже не бедствуют...впрочем, это не моё дело. Да только она ничего просто так не делает. На всякий случай, будьте с ней осторожны.
-- Ладно, -- ответил я улыбаясь во весь рот. -- Не беспокойтесь. Я в колдовство не верю, так что мне ничего не грозит.
-- Ну, хорошо, -- помолчав, сказала она. -- Что привело Вас в нашу глушь?
-- Меня интересует девочка Аня, которая недавно у вас пропала. Хотелось бы узнать немного о ней. С кем дружила, у кого жила, и вообще, все, что Вы об этом знаете. Ну, и как Вас зовут. -- добавил я.
-- Знаем немного, -- вздохнула девушка, -- а зовут меня Ирина.
-- Можете звать меня Стас, -- обрадовался я.--Кстати, давай на "ты", а то у меня такое впечатление, что я экзамен сдаю…
--Давай,--легко согласилась она.--Мне тоже так удобнее. У нас тут все на "ты". Два дня назад, - продолжала Ирина, - Аня не вернулась домой. Подняли всю деревню, искали, но пока никаких результатов.
-- А как случилось, что отпустили ребенка одного, да ещё в лес? - задал я так давно мучивший меня вопрос.
-- Да никто ее не отпускал! Она девочка вроде бы тихая, вот и ушла потихонечку. От нее вообще никто ничего похожего не ожидал. Бабка спокойно в огороде возилась. Темнеть уже начало, хватилась, а девочки нет.
-- А родители где были? -- продолжал вникать я.
-- Нет у нее родителей, -- Ирина снова вздохнула. -- Погибли в автокатастрофе.
-- Как это случилось? Когда?
-- В прошлом году. Ехали все трое сюда, к бабушке, Аня жива осталась, а они... оба на месте. Вот и осталась она совсем одна. Из всех родственников у нее одна бабка. А ей уже восьмой десяток.
-- Ирина, -- сказал я, -- мне нужны точные даты. Когда пропала Аня, когда родители разбились. И все-все подробности. Если не трудно, конечно.
-- Не трудно. У нас тут есть ее документы и протокол, там все есть. Вот, -- она протянула мне тоненькую папку, -- изучайте, -- и она снова погрузилась в чтение.
Я принялся перебирать немногочисленные бумаги. Свидетельство о рождении, заявление бабки о пропаже... ещё какая-то ерунда. В это время за окном послышался какой-то шум. Ирина стремительно сорвалась с места и прилипла к окну. Я тоже бросил свое занятие, почуяв что-то более интересное, чем изучение сухих документов, и присоединился к ней.
Во дворе стояла машина -- видавший виды потрепанный УАЗ,
попросту -- "козел". Двое дюжих мужиков вытаскивали из него какой-то сверток.
-- Нашли, -- охнула Ирина и стремительно выбежала из комнаты,
начисто позабыв о моем существовании. Я рванул за ней.
Мужики сверток из машины уже вытащили. Он был мокрый, весь покрытый какими-то зеленоватыми пятнами. Неожиданно из него вывалилась маленькая детская ручка. И тут до меня наконец дошло, что, а точнее кого, они нашли.
Один из парней, здоровенный детина лет двадцати, посмотрел на меня из-под рыжего чуба и пробасил:
-- А это еще кто?
-- Журналист из города, --торопливо пояснила Ирина, -- Стас. А это, Василий, наш, можно сказать,"опер". А вот он, -- она показала на другого мужика, -- наш шофер, Виктор.
-- Ладно, -- прервал ее объяснения Василий. -- потом представишь,
подсоби-ка лучше, -- обратился он ко мне.
Я подхватил сверток. Он оказался неожиданно тяжелым. Мы занесли его в дом и уложили на стол. Я поспешно вытащил фотоаппарат и принялся снимать. Виктор развернул простыню, и я внезапно оцепенел.
-- Ты что, пресса, трупы никогда не видел? - толкнул меня в бок Василий.
Я не ответил, поскольку даже не расслышал, что он мне сказал. Я во все глаза смотрел. На столе лежала девочка примерно восьми лет,
худенькая, маленькая и, несомненно, совершенно мертвая. Ее глаза были широко распахнуты. Мокрые волосы прилипли к щеке. Нос был изуродован, разорван в клочья, словно она напоролась на что-то острое. Но дело было совсем не в этом, хотя мёртвые дети всегда вызывали у меня приступы отчаянной безнадёжности.
Я стоял и смотрел в эти серые глаза, в которых застыл ужас,
смертельный, нечеловеческий ужас. Смотрел и не мог пошевелиться,
потому что этот ужас начал охватывать и меня. Потому, что передо мной лежала девочка из моего сна, та самая, что шла по берегу реки и утонула,
провалившись в омут.

Я лежал на своем сеновале и грыз соломинку. И думал. То, что я сегодня увидел, просто не укладывалось в сознании. Неужели мой сон был вещим? Да нет, такого просто быть не может. Может, я с ума схожу? Если предположить, что мне снятся вещие сны, то, судя по моему последнему сну, где-то бродит демон по имени Белиал, который убил трёх пацанов... стоп. Хватит. Так и вправду спятить недолго. Просто я заработался, устал и не выспался. Чудится всякое... нет, девочка была просто очень похожа на ту, что мне приснилась. Скорее всего мне просто показалось и ничего особенного не произошло. Надо, наконец, и работой заняться. Я достал блокнот, карандаш и принялся набрасывать статью.
Ну вот, вроде бы и всё. Чёрт, я же ведь не спросил, как они её нашли. Вот голова садовая! С перепугу всё на свете позабыл. Придётся опять туда идти. Ну да ладно, возьму с собой машину и сразу оттуда и поеду. И так уже торчу здесь больше суток, считая с начала поездки. Шеф за такое по головке не погладит, это уж точно. Ему надо всё сразу и причём моментально.
Однако машина заводиться не пожелала. Не хватало ещё чтобы она тут сломалась, зараза такая. Я в сердцах пнул колесо. Всё, приеду и займусь, наконец, ремонтом. Или сдам её в автосервис, чтобы не возиться. Я вытащил свечи, промыл их и оставил сушиться на солнышке. Придётся опять пешком топать. Солнце уже палило нещадно, но ничего не поделаешь, коли этот "пылесос" не заводится...
На пороге милицейской избы сидел громадный кот, местной клочковатой породы. Шерсть у него было странного серо-ржавого оттенка. Кот увлечённо вылизывался, высоко задрав заднюю лапу. Заметив, что я подошёл прямо к месту его дислокации, он на минуту прекратил своё занятие и уставился на меня. В его глазах светилось презрение. Зрелище было просто потрясающее, поскольку лапу опустить он даже не удосужился. Смерив меня полным отвращения взглядом, он снова принялся намываться. Занятие, на мой взгляд, совершенно бессмысленное, поскольку шерсть его напоминала грязную мочалку.
Отмыть беднягу было, наверное, уже совершенно невозможно, если только не воспользоваться стиральной машинкой или лучше сразу бритвой.
Кота пришлось отпихнуть ногой в сторону, так как он развалился на самой дороге, а обойти такого монстра было практически невозможно.
Кот издал омерзительный звук, похожий на скрежет гвоздя по стеклу, наверно, мяукнул, и, задрав ободранный в боях хвост, лениво удалился.
Причём явно с чувством собственного достоинства и превосходства. Я усмехнулся и открыл дверь.
Ирины на месте не было, за её столом сидел Василий и перебирал какие-то бумаги. Он с трудом помещался на стуле --такой был здоровенный. Откинув со лба рыжие волосы, он хмуро посмотрел на меня.
--Привет, --сказал я, чтобы начать разговор.
--Виделись, --коротко бросил он.--Ты чего давеча удрал, как ошпаренный? В первый раз, что ли?
--Да нет,--замялся я.--Нервы не к чёрту в последнее время. Не выспался, уже вторую ночь какие-то кошмары снятся...
--А...--протянул он.--То-то я смотрю, на слабонервного вроде не похож... ты чего хотел-то?
--У меня несколько вопросов возникло...
--Давай.
Я пододвинул стул и сел рядом с ним.
--От чего она умерла? Такая рана на лице. Я понимаю, ещё вскрытия не было, но хотя бы предположительно.
--Какое ещё вскрытие, и так всё ясно. Рана не при чём, от этого не умирают. Захлебнулась она.
--Где она в лесу могла захлебнуться, вы же её в лесу нашли, да?
--Ну да, в лесу. Там колодец заброшенный, в него она и провалилась. Вот, глянь,--он пододвинул ко мне фотографии, которые рассматривал, когда я вошёл.--Я уже целый час сижу, смотрю на них и ничего понять не могу.
Это фотки из леса, когда мы её нашли. Просто мистика какая-то. Сколько здесь живу, такого места не припомню. А я тут каждый куст знаю.
--А как же вы тогда её нашли?
--Да тут у одного мужика собака есть, помесь бульдога с носорогом. А нюх у ней – породистые собаки отдыхают. Она-то нас и вывела к этой полянке. Вот сюда глянь,--он ткнул пальцем в снимок.--Крест, а под ним колодец, наверно со старых времён остался. Только непонятно, зачем над ним крест? Вот в него она и упала. Как только её угораздило туда провалиться? ...Эй, Стас, ты что? С тобой всё в порядке?
Я не промолчал, продолжая ошалело смотреть на фотографию. Все мои почти забытые волнения снова ожили. На снимке, явно недавно проявленном, но, тем не менее, очень чётко просматривалась поляна с тонким металлическим крестом посередине. Тонкие грани креста были запачканы чем-то тёмным. А рядом валялась детская игрушка --плюшевый медвежонок...
Я судорожно сглотнул и, с трудом придя в себя, ответил:
--Да нет, ничего. Наверно, показалось.
--Чего?
--Это очень напоминает мой сон.--Я немного помолчал, потом всё же решился.--Понимаешь, я поэтому тогда и сбежал. Девочка-то была как две капли воды похожа на ту, что мне приснилась. Я сначала подумал, что с ума схожу, потом решил, что просто показалось, а теперь... даже уже не знаю что и думать... всё в точности совпадает. И этот крест, омут под ним,
игрушка... бред какой-то...
Мы помолчали, потом Василий спросил:
--А там, в твоём сне... ты случайно не знаешь, почему у неё нос так разорван?
--Она на крест напоролась. Поскользнулась на траве, когда мишку поднимала и прямо на крест упала. А потом в омут соскользнула... и крест с ней тоже утонул... а потом кто-то подошёл и крест на место поставил. Так мне приснилось.
--Действительно, бред какой-то. Там глубина --метров пять, не меньше. Мы, знаешь, как намаялись, пока её вытащили? Чуть сами не утопли...
--Ну я не знаю, говорю --сон это. Только уж больно на реальность смахивает... хотя, может просто совпадение.
--Ужасов на ночь насмотрелся, что ли?
--Да не люблю я ужасы, мне их в реальной жизни предостаточно. Работа такая...
В этот момент в комнату ворвалась Ирина. Вид у неё был жутко встревоженный.
--Вась,--едва отдышавшись, выпалила она,--опять беда!
--Что ещё,--нахмурился тот.
--Пропали трое пацанов. Братья Наумовы и ещё их дружок, Никитка. Как вчера с вечера куда-то убежали, так их и не видать. Утром не пришли, сейчас уже дело к вечеру, а их всё нет. Надо искать, матери в истерике, Наумова к бабе Дусе побежала...
--Только этого нам не хватало!--Василий вскочил.--Пошли с нами,--обратился он ко мне.-- Лес прочёсывать будем, лишний человек не помешает. Пойдёшь?
--Конечно!--Я тоже вскочил со стула, чуть было его не опрокинув.--Даже если бы не позвал, всё равно увязался бы. Я же журналист, забыл?
--Отлично. Ты на машине?
--Да, только она ни хрена не заводится, зараза. Свечи почистил, но ещё не пробовал завести, решил сначала сюда зайти...
--Да Господь с ней, залезай в Уазик. Погнали.
Мы поспешно загрузились в "козёл" и машина, подпрыгивая на ухабах, понеслась в сторону леса. Остановились мы на опушке возле березняка и разошлись в разные стороны. Не знаю, сколько времени мы так бродили, иногда перекликаясь, когда я случайно вышел к развалинам какого-то старого здания. Сквозь кусты и деревья виднелись полуразрушенные стены, в кирпичах кое-где проглядывали выложенные в кладке кресты. Наверно, здесь когда-то стояла церковь, или монастырь. Одна стена сохранилась почти полностью, она возвышалась посреди леса, утопая в густой траве и кустарниках.
Я с трудом продрался сквозь заросли акации, обошёл стену и остановился, чтобы оглядеться. Место показалось чем-то смутно знакомым. С этой стороны стены травы не было, на голой земле были чем-то острым процарапаны какие-то линии, вокруг в беспорядке валялись свечи.
А возле самой стены лежало тело мальчика. Без головы.

Классный рассказ))))) продолжение в студию))))

Рада,что Вам понравилось мое бредовое воображение.Это не рассказ.Это повесть.
Вот окончание первой её части:


Словно завороженный, я перевёл взгляд выше и разглядел кусочки чего-то серого и красного, застрявшие в трещинах кирпичей...
Меня вывернуло наизнанку. Немного отдышавшись, я принялся орать.
На мой крик сбежались все остальные. Некоторое время все молча смотрели, потом Василий достал откуда-то простыню и накрыл тело.
--Это только один,--сказал он мрачно.--Осталось найти ещё двух.
Я сидел, прислонившись к стене старой церкви, и никак не мог прийти в себя. Не подумайте, что меня так поразил вид обезглавленного трупа, пусть даже и детского, нет. За время моей работы мне приходилось видеть ещё и не такое. Просто я внезапно осознал, что мои сны это не просто совпадение. Я видел именно то, что происходило в действительности. Причём даже время сна совпадало с реальностью.
--Стас, ты что?--Поинтересовалась подошедшая Ирина.--Тебе что, плохо?
--Нет, всё в порядке.
--Ты очень бледный.
Я судорожно сглотнул, прикурил сигарету. Никотин немного привёл меня в порядок, и я смог ответить:
--Я видел остальных.
--Где?--Подскочил к нам Василий.
--Там,--я махнул рукой в сторону небольшого оврага, проходившего почти прямо за стеной старой церкви. Именно туда упал в моём сне загоревшийся мальчик. Если его там найдут... значит сон был вещим. Меня снова передёрнуло, и я поспешно сделал еще затяжку.
--Нашёл,--послышался голос Василия.--Сильно обгорел... странно, больше никаких признаков пожара кругом...
Я закрыл глаза и сильно треснулся затылком об стену. Не помогло.
--Боже! Какой ужас,--услышал я голос Ирины. Ну вот и еще одно подтверждение... я уже не сомневался в том, что они там обнаружили и не имел ни малейшего желания смотреть на это. Но всё же придётся, работа есть работа. Я достал фотоаппарат и с трудом заставил себя сделать несколько снимков. Потом помог погрузить останки детей в машину.
Практически я плохо помню нашу дорогу обратно, очнулся я уже возле калитки Евдокии. За оградой расхаживал задира Наполеон, кося одним глазом на кур, а другим на калитку. Только этого мне не хватало! И зачем ей волкодав, тут такой петух, не хуже собаки, заклюет насмерть. Я остановился в нерешительности. Чёрт бы побрал эту птичку... и как мне теперь вещи свои забрать?
Из дома вышла Евдокия и, заметив меня, произнесла:
--Ты чего, Станислав, возле калитки трешься? Заходи.
--Боюсь.
--Кого?--Засмеялась она,--Наполеона, что ли? Не бойся, я его заговорила, больше не тронет. Давно пора было это сделать, да всё недосуг было.
Недоумевая над последними словами старушки, я осторожно толкнул калитку. Петух принялся рыть лапами землю, захлопал крыльями и оглушительно кукарекнул. Я замер. Но бойцовая птичка не обратила на меня никакого внимания. Вместо этого он принялся ласково и призывно квохтать. На его зов, смешно задирая окорочка, начали сбегаться со всех сторон куры. Я перевёл дух и осторожно обошёл опасную птицу. Но Наполеон даже не посмотрел в мою сторону. Гордо задрав голову, он расхаживал среди кур и весь светился от самодовольства.
Я зашёл в избу. В сенях сидела печальная женщина и промакивала глаза платочком. Я поздоровался. Она подняла на меня полные слёз глаза, но ничего не ответила.
--Проходи, проходи, касатик,--подоспела ко мне Евдокия и, взяв меня под локоть, поспешно увела в кухню.--Я тебе тут покушать приготовила, а то ходишь где-то весь день. Садись, голубчик, попей чайку с пряниками. Только напекла, ещё тёплые. А мне надо дело сделать.
Я покорно уселся за стол и принялся за пряники, а Евдокия упорхнула в гостиную. Зря я наверно, старушку объедаю,--подумалось мне. Надо будет ей всё-таки денег оставить, а то как-то неудобно. Попросился переночевать, а сам тут ну прямо как у себя дома обосновался... вон, какая она худенькая, и не ест ничего совсем.
Из гостиной послышался голос Евдокии:
--Ну, не плачь, милая,--говорила она участливо. Женщина почти рыдала.
--Тяжко на душе, Евдокеюшка, чует сердце беду какую-то. Ну погадай хоть.
--Хорошо, хорошо, только не плачь. Не зови сама беду, милая. Нехорошо это.
Некоторое время за стеной всё было тихо, потом послышался тихий вскрик и какой-то грохот. Я чуть не поперхнулся пряником.
--Господи, помилуй,--вскрикнула Евдокия. Через секунду в кухне появилась и она сама. Она взяла железную кружку, зачерпнула воды из ведра, стоявшего на лавке и обратилась ко мне:
--Станислав, помоги мне, пожалуйста. Там женщине плохо, в обмороке она. Ты подними её, а то мне самой не справиться.--И, не дожидаясь моего ответа быстро ушла обратно.
Я поставил недопитый чай и отправился вслед за ней.
На полу гостиной, возле опрокинутого стула, лежала женщина, которую я встретил в сенях; на столе стояли зажженные свечи и были разложены карты. Одна из них почему-то сразу бросилась мне в глаза: скелет, закутанный в плащ, с косой в костлявой руке. Так обычно изображают смерть... Внезапно мне вспомнились события сегодняшнего дня и мой жуткий последний сон, в котором я видел страшную смерть троих детей. Перед глазами снова встал, словно наяву, немыслимый и жуткий монстр, который, если всё же мои сны сбываются, бродит где-то неподалёку... о Боже, что же всё-таки происходит со мной?!
Я постарался овладеть собой, поднял женщину на руки и переложил её на стоявший рядом диван. Потом обернулся. Евдокия стояла позади меня с кружкой воды в руке и молча смотрела на меня. Казалось, она совсем позабыла про женщину. Я удивленно посмотрел на неё и спросил:
--Я сделал что-то не так?
Она словно очнулась.
--Подожди меня на кухне, Станислав,--сказала она, проигнорировав мой вопрос.--Мне надо с тобой поговорить.
--Ладно,-- пожал плечами я. Странно всё это. Чего это вдруг ей от меня понадобилось? Евдокия набрала в рот воды из кружки и выплеснула её в лицо женщине. Та охнула и села. Я постоял немного в нерешительности, потом пошёл на кухню доедать ужин. Через некоторое время хлопнула входная дверь, видимо, женщина ушла.
Евдокия вошла в кухню, поставила кружку на стол и села напротив меня. Подперев ладошкой щёку, она принялась наблюдать, как я ем. Когда я закончил, она спросила:
--Где ты это видел?
Я судорожно сглотнул. Хорошо, что я уже закончил есть, я то точно бы подавился…
--Видел что? – спросил я.
-- Ну, мальчика в пентаграмме, демона.
-- Это мне приснилось сегодня ночью, -- сказал я немного погодя. – А Вы откуда знаете об этом?
-- Я знаю оттого, что Господь сподобил мне знать. А вот тебе почему такие сны снятся, совершенно непонятно. Хотя погоди… как, говоришь, твоя фамилия-то?
--Старцев.
-- Угу. А Ефим Старцев тебе кем приходится? Вы, случаем, не родственники?
-- Он мой родной дед,-- ещё больше удивился я. Они что, знакомы?!
-- Так вот в чём дело, -- протянула она. – То-то ты мне сразу знакомым показался. Очень ты на него похож, в молодости он такой же был. И что же, он ничего тебе не рассказывал? Не учил тебя?
-- Чему он должен был меня учить? – продолжал недоумевать я.
-- Как чему? Старинному знанию, ведовству, разумеется. Или он уже не мастерует? Странно, на него это не похоже, добрый мастер был, фанатичный.
-- Да, он вечно что-то там делал, кого-то лечил. Но я во всё это не верю, как-то и не интересовался…
-- Забавно, -- сказала Евдокия, -- он не верит, надо же… ну, не мне тебя переубеждать. Скажи-ка мне лучше, давно ли тебе такие сны снятся?
-- Второй раз.
-- А в первый?..
Я немного помолчал, потом ответил неуверенно:
-- В первый раз я видел, как утонула Аня.
-- Понятно. А теперь, будь добр, покажи мне свой последний сон. А то мне не очень понятно, что там произошло.
-- Как показать?
-- Вспомни его от начала и до конца, а я считывать буду.
Я послушно закрыл глаза и попытался вспомнить сон. Получалось, мягко говоря, хреново. В голову лезли абсолютно посторонние мысли. Несмотря на то, что рос я в атмосфере дедовой набожности, его фанатизм мне совершенно не передался и я был законченным атеистом. Я не верил в Бога, потому что, начитавшись различной литературы религиозного плана сделал для себя вполне определённые выводы. Там было столько противоречий, что я уверился в том, что Бог, или Иисус, просто не мог существовать. Возможно, полагал я тогда, был некто, скорее всего какой-нибудь сумасшедший, кто сумел силой убеждения повести за собой большое количество людей. Такие примеры в истории встречаются довольно часто, взять, например, Гитлера. А всё остальное, в основном история с воскрешением, было подстроено. Человек на кресте умирает долго, в течение нескольких недель, даже месяцев. А Иисуса сняли с креста уже на следующий день, якобы мёртвого. Одно это уже наводит на определённые мысли, не говоря уже о других «ляпах»…
--Станислав! вывел меня из задумчивости голос Евдокии. – Прекрати! Просто вспоминай сон и всё! Времени мало!
Я вздрогнул. Она что, мысли читает что ли?!
-- Не читаю, а считываю,-- тут же откликнулась Евдокия. – Ты тоже мог бы этому научиться, если бы не был таким законченным ослом. Закрой глаза и представь, с чего всё начиналось.
Я представил пригорок и трёх мальчиков на нем. Полный диск луны освещает всё вокруг ровным светом…
… В ушах снова прогремел ужасающий хохот монстра, я дёрнулся и свалился со стула на пол. И очнулся.
-- Батюшки, -- сказал я, потирая ушибленные места,-- что это было?!
-- Ничего особенного, -- спокойно ответила невозмутимо сидящая напротив колдунья. -- Ты не только вещие сны видишь, ты их сам вызывать можешь. Хотя, конечно тебе ещё многому научиться придётся…
-- Евдокия Ивановна, -- сказал я. – Мои новоявленные способности начинают меня пугать. Может, Вы мне объясните, что со мной происходит?
-- Кровь твоя проснулась. Странно, что Ефим тебя не обучал. Я свою внучку не учу, потому что не успею, а он мог бы…а я-то, дура старая, как я тебя сразу не разглядела! Хотя что-то всё же почуяла, иначе не пустила бы. Ну-ка, постой-ка, -- она снова внимательно на меня посмотрела. Точнее, она смотрела не на меня, а как бы сквозь меня. Глаза её затуманились, в них снова промелькнуло Великое Ничто. – Какое-то яркое пятно в ауре…
Евдокия протянула руку и достала у меня из-за пазухи дедов кулон.
-- О, -- сказала она уважительно. – Шаманский амулет! Заботится о тебе дед. Вот почему я тебя сразу не поняла. Ну да ладно, вернёмся к нашим баранам, так сказать. Говоришь, эти шалопаи у меня Свиток Преисподние стащили?
--Я не говорил вроде…
-- Показал, какая разница…мне помощь твоя нужна. Времени до заката остаётся всего ничего, а мне подготовиться надо. Нельзя Белиалу по нашей матушке-Земле шастать, надо загнать его обратно. Вы, когда нашли мальчиков, свиток не находили?
--Нет, вроде.
--Значит, он всё ещё там, возле монастыря.
--Странно,--сказал я.--Они там всё обшарили, а свитка не нашли...
---Ничего странного, он под чарами. Когда демон на свободе, свиток для простого смертного невидим. Только я или ты его можешь заметить. Но мне подготовиться надо, поэтому его привезёшь ты. Тем более, ты на машине. Так скорее получиться. До заката всего ничего... и так столько времени потеряли. Садись сюда,--она поставила стул посередине кухни.--сиди тихо, а я тебе оберег чинить стану.
Она достала связку свечей, выбрала из них самую толстую и зажгла её. Потом стала ходить с ней вокруг меня, что-то негромко приговаривая.
Я сидел полностью ошарашенный. Всё, что сейчас произошло, просто не укладывалось у меня в голове. Демоны, колдовство, ясновидение...
внезапно мне вспомнился сон, приснившийся мне в далёком детстве. Я видел заснеженный город, в котором рушилось какое-то многоэтажное здание, снесённое взрывом. Обломки летели в разные стороны, падали, накрывая бегущих в ужасе людей. Снег опускался на землю, такой густой и пушистый, но он не в силах был погасить пылающие обломки... Потом я слышал, что в каком-то городе, кажется, в Самаре, произошел страшный пожар -- полностью сгорело здание милиции. Говорили, что взорвался газопровод, или что-то в этом роде, я уже точно не помню. Тогда много людей погибло. А сейчас мне подумалось: а вдруг действительно, это был вещий сон? Возможно, ещё тогда я видел эти сны, но просто забыл. Кто вообще знает, что представляет собой сон? Куда, в какой мир мы попадаем, когда спим? И что происходит там, по ту сторону реальности?
--Станислав?
--А?-- Я очнулся, поднял глаза на Евдокию. Она стояла передо мной с горящей свечой в руке.
--Поторопись,--сказала она.--Пока горит свеча и пока солнце не коснулось горизонта --ты в безопасности. Некоторое время после заката свеча и амулет твой будут оберегать тебя. Но всё же постарайся вернуться раньше. Когда погаснет свеча, ты уже должен быть здесь. Будь предельно осторожен. Если встретишь Белиала, ни в коем случае не разговаривай с ним и постарайся не смотреть ему в глаза. Запомни, это очень опасно. Ну, всё. Ступай, а я тут немного подготовлюсь.
Я встал и вышел из дома. Воле калитки обернулся, посмотрел назад. Евдокия стояла на пороге и смотрела мне вслед. Она подняла руку и перекрестила меня.
--Удачи тебе, сынок,--беззвучно прошептали её губы.
Я направился к машине. Свечи по-прежнему лежали на капоте, и я поспешно ввинтил их на место. Закрыл капот, забрался в машину и повернул ключ зажигания. Движок немного повыпендривался, но завёлся. Я вырулил на дорогу и поехал в сторону леса.
Дорога шла вдоль реки, слева от меня возвышался лес. С того момента, как я вышел из дома Евдокии, меня никак не покидало чувство нереальности происходящего. Чем я занимаюсь?! Еду отнимать какой-то свиток непонятного назначения у демона... я, который не верил ни в Бога, ни в чёрта!
Дорога свернула в лес. Я въехал под склонившиеся аркой деревья и вновь погрузился в благоухающий неповторимым ароматом хвои сосновый бор. Дорога незаметно затерялась среди деревьев. Я остановился, вышел из машины. Захлопнул дверцу и втянул носом аромат леса. Благодать, да и только. Шелестели ветви деревьев, шумели крыльями пролетавшие с ветки на ветку птицы, где-то стучал дятел, и куковала запоздалая кукушка. Атмосфера леса, видимо, подействовала на меня благотворно, и я немного расслабился. Отсюда придётся пешком, дальше не проехать. Однако идти мне пришлось не долго. Совсем скоро я увидел то самое место.
Руины полуразвалившегося здания старого монастыря выглядели здесь лишними и невероятно заброшенными. Я огляделся. Кругом стояла гнетущая тишина. Птицы вдруг смолкли, наверно это я вспугнул их своим появлением.
Обойдя развалины с правой стороны, я остановился. Одна стена монастыря здесь сохранилась почти полностью. Именно возле неё и была начерчена пентаграмма и именно здесь мы нашли труп мальчика... я невольно вздрогнул, вспомнив об этом, потом поднатужился и выбросил лишние мысли из головы. Не время сейчас расслабляться. Надо искать свиток. Я огляделся. Пентаграмма почти стёрлась, не было видно и следов крови на земле. Кругом в беспорядке валялись свечи, почти возле самой стены лежал и сам свиток.
Просто удивительно, как мы его не заметили в прошлый раз? Ведь на самом виду лежит. Я наклонился и поднял его. Вот и всё, очень просто.
Осталось только назад добраться. Из-за этого клочка кожи весь сыр-бор?
Я усмехнулся про себя и развернул свиток. Текст был написан неровными, кое-где стёршимися буквами. Я попытался прочесть их, но почти ничего не смог разобрать, отчасти из-за плохого освещения, отчасти потому, что надпись была сделана на старославянском. Чтобы понять написанное, мне пришлось немного поднатужиться, и вскоре до меня начал доходить смысл написанного. Я увлечённо читал свиток, позабыв о том, что мне надо поскорее возвращаться, но ничего не мог с собой поделать. Врождённое любопытство, которое, собственно и привело меня в журналистику, часто меня подводило. Как и в этот раз.
Неожиданно я почувствовал чье-то присутствие. Что-то изменилось вокруг меня, что-то неуловимое. Но в лесу я уже был не один. Внезапно я осознал, что в лесу не слышно ни единого звука. Кукушка уже не куковала, дятел не стучал. Да и другие пернатые тоже замолкли. Если это я вспугнул их своим появлением, то они уже давно должны были пообвыкнуть и защебетать по-прежнему. Но нет, даже ветер перестал шептать в кронах деревьев. Уши заполнила звенящая тишина...
Я поднял глаза от свитка и обмер.
Передо мной стояло воплощение моего кошмара -- тот самый монстр из моего сна.
Сказать что я испугался -- ничего не сказать. Я буквально окаменел. Казалось, воздух вокруг меня сгустился и, вздумай я пошевелиться, то увяз бы в нем, как в болоте.
Чудовище стояло неподвижно напротив меня и смотрело странными, нечеловеческими глазами прямо мне в лицо. Ни зрачков, ни радужной оболочки не было, одни чёрные, жуткие бельма. Сгустки тьмы бездонной и страшной волной катились из его глаз. Они затягивали куда-то в темноту, завораживали, лишали воли... скоро я уже не воспринимал ничего вокруг кроме этих леденящих душу глаз...
Стало тяжело дышать. Инстинктивно я схватился за горло, и в мою руку попалось что-то и больно кольнуло ладонь. Это был дедов амулет. Голова моя немного прояснилась, и я вдруг вспомнил наставления колдуньи. С трудом оторвав взгляд от жутких глаз монстра, я опрометью кинулся к машине.
Ветки деревьев и кустов нещадно хлестали меня по лицу, по плечам, рвали в клочья рубаху, но я не останавливался ни на секунду. Я спиной ощущал погоню. Один раз я всё же рискнул обернуться. Монстр шёл за мной. Странно переваливаясь на вывернутых самым невероятным образом ногах, он неумолимо приближался всё ближе, несмотря на то, что я мчался изо всех сил. Неторопливо, словно не сомневаясь в том, что догонит...
Я добрался до машины, запрыгнул на сиденье и захлопнул дверцу. Чудовище приближалось. В панике я никак не мог попасть ключом в замок зажигания --привычка всегда вынимать ключ на этот раз подвела меня... монстр подошёл вплотную к машине и замер. Я наконец попал ключом в замок зажигания, повернул и ... ничего! Проклятая машина не заводилась! Меня снова начал охватывать леденящий душу холод. Мне вдруг показалось, что я нахожусь в фильме, во второсортном ужастике. Когда у героев в самый ответственный момент или пистолет осечку даёт или машина не заводится. Как у меня например... Монстр стоял совсем рядом со мной. Я уже ощущал зловоние, исходящее от его слизистой, покрытой отвратительными струпьями кожи. Я мог видеть, как она стекала липкими каплями на землю и трава, на которую попадали эти капли, чернела и обугливалась...
Лихорадочно продолжая поворачивать ключ в замке зажигания, я поднял стекло и заблокировал двери, словно это могло остановить чудовище из потустороннего мира. Не мигая, монстр смотрел на меня, потом медленно перевел взгляд на свиток, который я бросил рядом на сиденье. Интуитивно я схватил его и запихал в карман рубашки.
--Верни его мне,--прошелестел в ушах нечеловеческий голос.
Монстр протянул ко мне свою лапу. Трёхпалая, с полуметровыми когтями, отливающими багровым... непостижимым образом она прошла сквозь стекло, словно оно было жидким. Сердце моё ухнуло куда-то в район нижних конечностей и замерло там. Я перестал дышать, думать --практически почти умер. В ушах стоял шелест, перед глазами плыл и менялся жуткий образ монстра...
Я зажмурился изо всех сил и приготовился умирать... я чувствовал, как его ладонь легла мне на плечо...прошло несколько секунд, которые для меня растянулись на сотню лет, и вдруг я услышал громоподобный рёв.
Я распахнул глаза и с удивлением уставился на монстра. Он скакал вокруг машины, тряс кистью и вопил так, что уши просто сворачивались. Видимо, он отдёрнул лапу, или что там у него, от меня, едва коснувшись. И теперь выл, вопил страшно, словно от невыносимой боли.
--Защита!--Зашипел он на весь лес.
И тут до меня, наконец, дошло: свеча! Это заговор Евдокии --спасибо ей огромное --действует! А это значит, что это чудище ничего мне не сделает! Сердце постепенно вернулось на положенное ему место, и я перевел дыхание. Монстр выл как ошпаренный на весь лес и продолжал трясти лапой. Больно, наверное,…я почти успокоился. Почти. Однако, чудовище ещё было рядом и ещё неизвестно, что ему придёт в его уродливую башку, пора отсюда сматываться. И, как только я перестал паниковать, машина завелась. Я дёрнул рычаг переключения скоростей так, что коробка передач жалобно заскрежетала, круто развернулся и рванул прочь из леса.
Выехав к реке, я вздохнул с облегчением. Кажется, я в безопасности. Монстр остался на поляне, наверно до сих пор вопит…сердце моё, однако, продолжало, бешено колотиться. Я достал сигарету и прикурил. Но когда я поднял глаза и взгляд мой упал на зеркальце заднего обзора, сигарета тут же вывалилась у меня изо рта. На фоне заходящего солнца возник силуэт громадной крылатой твари, вылетающей из леса.
Монстр спешил за мной. Мне снова стало, мягко говоря, нехорошо. В голову пришла мысль, которая нисколько не прибавила мне уверенности: сколько времени горит свеча? И что будет, если она, не дай Бог, погаснет?! Лоб покрылся испариной. Нет, об этом думать никак нельзя... надо просто скорее доехать.
Я почти до отказа вдавил педаль. Машину трясло и кидало во все стороны. Похоже, после этого ралли от неё один корпус останется... и тут зазвонил мой мобильник. Я выругался, схватил телефон и попытался отключить, но в спешке попал на кнопку вызова. В трубке тут же защебетал Сонечкин голосок:
--Стасик, ты куда подевался? Я до тебя уже сутки не могу дозвониться.
--Соня, золотце, мне сейчас неудобно разговаривать,--проорал я в трубку, лихорадочно пытаясь увернуться от летящего в лобовое стекло огромного сука, неизвестно как оказавшегося на пути.--Попозже перезвоню!
--Тебя шеф потерял.
--Как это потерял?! --Ругаясь сквозь зубы, завопил я.-- Он же сам меня отправил в командировку, на два дня! В эту чёртову деревню, будь она неладна!
За стеклом заднего обзора чётко вырисовывался силуэт приближавшегося Белиала.
,--Ах да, точно! Я и забыла... ну пока, Стасик,--нежно прощебетала Сонечка и отключилась.
Я выключил мобильник и в сердцах зашвырнул его подальше на заднее сиденье. С ума они там все посходили, что ли? Я снова взглянул назад. Монстр явно стал ближе. Я ещё сильнее упёрся ногой в педаль газа. "Копейка" ревела и стонала, подпрыгивая на ухабах. Как бы она прямо сейчас не развалилась...
На бешеной скорости я влетел в деревню. Подрулив к дому Евдокии, я выскочил из машины и опрометью кинулся к двери. Евдокия стояла на пороге.
--Принёс?--Спросила она тревожно.
--Да,--задыхаясь, ответил я,--вот он.
--Демона встретил? Он хоть и слабенький, но...
--Ничего себе --слабенький! Да я чуть в штаны не наложил от страха!
--Ну ничего, теперь ты в безопасности. Иди в дом и сиди тихо, не высовывайся, чтобы не случилось. Дальше моя работа.
--Будьте уверены, носа не высуну! Он, между прочим, всю дорогу за мной гнался, я его не на много опередил.
--Конечно, куда же он денется от своего свитка. Да только теперь он в моей власти. Иди, ни о чём не беспокойся.
Я прошёл в хату, и устало опустился на диван. Внезапно взгляд мой упал на иконы, возле которых горела свеча. Точнее то, что от неё осталось. Я зачарованно смотрел на огонёк. Он мигнул раза два и погас, пустив струйку ароматного дымка... вот это да! Вовремя же я сел, а то бы точно рухнул бы на пол. Ещё совсем чуть-чуть и я бы не успел... и остались бы от меня, как от того козлика, рожки да ножки... а может, вообще бы ничего не осталось.
За окном что-то сверкнуло. Потом ещё раз. Похожие явления бывают при грозе, когда небо прорезает молния. Только эти вспышки были намного продолжительнее, и их не сопровождал, как положено, раскат грома. К тому же, никакой грозы не было и в помине.
Я моментально прилип к окну, начисто позабыв и про свои страхи и про наставления Евдокии.
В тёмном небе полыхали зарницы, но грозы, как я уже упоминал, не намечалось. Отчего-то очень быстро стемнело. Ещё несколько минут назад, когда я ехал, было совсем светло. А сейчас на улице стояла кромешная темнота. Только вспышки молний освещали всё вокруг ярким, слепящим светом. Они выхватывали из темноты силуэт кошмарной твари, подлетавшей к дому. Быстро же он летает...
Евдокия находилась во дворе. Она стояла в круге из горящих свечей, подняв вверх руки и низко наклонив седую голову с распущенной косой. На ней был надет какой-то белый балахон, она раскачивалась из стороны в сторону и что-то вполголоса напевала. Подлетевший демон спикировал прямо на неё. Но хрупкая старушка и ухом не повела. Она продолжала всё так же напевать и раскачиваться, словно в забытьи. Монстр же до колдуньи не долетел. Я ожидал, что он кинется на неё, собьёт с ног, или проглотит, даже не останавливаясь. Но ничего подобного не произошло.
Не долетев до старушки каких-нибудь двадцать-тридцать сантиметров, он
словно врезавшись в невидимую стену, отлетел назад, пропахал задом ухоженные грядки и врезался спиной в ограду, едва не сломав её. Неуклюже переваливаясь, он поднялся на ноги, помотал головой и с шумом сложил перепутавшиеся крылья за спиной.
Даже в доме был слышен его закладывающий уши, свистящий шепот:
--Это ты, знаткая...--шипел он,--отдай мне ключ... я могу наделить тебя такой силой, о которой даже ты не мечтала... отдай... зачем тебе этот отсталый мир, зачем жалкие людишки... отдай ключ, я могу дать тебе такое...
Евдокия перестала раскачиваться, подняла голову и плавным движением опустила руки. Она смотрела прямо в глаза демона. Тот попятился.
--Убирайся в бездны преисподние, тварь!--зычным голосом произнесла колдунья и вытянула руку в сторону Белиала, словно направляя в него поток невидимой энергии.
Поднялся сильный ветер. Он бушевал, развевая седые волосы колдуньи, клонил к земле верхушки деревьев. Молнии словно взбесившись, осыпали землю потоком искр. Демон завертелся вокруг своей оси, превращаясь в пылевую воронку, а потом я, вероятно, хлопнулся в обморок, потому что с того момента ничего не помню...
Очнулся я оттого, что Евдокия смачивала мне лоб холодным и мокрым полотенцем.
--Что же ты, непутёвый,--говорила она.--Я же тебя предупреждала! Чуть не загинул, если бы не твой Ангел-хранитель...
--А где этот, как его...
--Белиал, что ли? Где ж ему быть, в аду, стало быть... а ты-то зачем в окно глядел?!--Интересно стало...--слабо пробормотал я.
--Интересно ему, видите ли...! Еле выходила тебя, непутёвого... ну да ладно, вставай, иди, поешь. Сутки в беспамятстве провалялся, поди, проголодался.
--Сколько?--в ужасе вскричал я и попытался вскочить, но сил хватило только на то, чтобы немного приподняться.--Не может быть!
--Может, касатик, может. На-ка вот, выпей это. Авось сил-то прибавится.
Она протянула мне кружку с чем-то густым и сильно пахнущим. Я отхлебнул, потом снова попытался сесть. Всё тело было как ватное, голова гудела, словно колокол. Я сдуру попытался помотать ею и взвыл.
Как с похмелья, ей-богу...
Евдокия сунула мне под нос тарелку с кашей. Я поковырял её ложкой. Есть, несмотря на слабость, совсем не хотелось.
--Допей отвар,--сказала Евдокия.--Сразу легче станет.
Я неохотно сунул нос в кружку. Пахло мятой, душицей и ещё чем-то непонятным. Обжигаясь, я выпил варево до дна. Действие этого удивительного напитка наступило моментально. Голова прояснилась и уже не причиняла мне боли при каждом движении, мышцы вновь налились силой. И ещё я почувствовал зверский голод. Есть захотелось до такой степени, что я слопал полную тарелку овсянки, которую с детства терпеть не мог. Потом я кое-как добрался до своего сеновала и заснул, вероятно, ещё в полёте, когда ложился.
Спал я как убитый до полудня следующего дня, без снов и видений, слава Богу. Даже горластый петух Наполеон не смог до меня докукарекаться. Вероятно, это напиток Евдокии так на меня подействовал, или близкое знакомство с потусторонним миром так меня вымотало, не знаю.
Только несколько вопросов продолжали мучить меня ещё долгое время.
Кто, какое существо вытащило крест из омута, в котором утонула девочка? Ведь это не мог быть Белиал, его вызвали уже после того, как её нашли. Что за странные твари бродят в этих, местами совсем непроходимых, лесах? И почему демон не взял свиток, пока он валялся там, возле старого монастыря? Кто или что помешало ему забрать так необходимый ему "ключ"? Вряд ли когда-нибудь я найду ответы на эти вопросы.
К тому же, я не совсем уверен, что ответы на некоторые вопросы мне так уж и хотелось бы узнать...

Хорошая повесть) И воображение у Вас не бредовое) Захватывает хорошо)) Буду ждать продолжения)

Спасибо,очень приятно читать такие отзывы,жаль,что только один))не любят сейчас читать "многабукаф"...Выкладываю это впервые,раньше просто давала читать друзьям,один даже напечатал несколько экземпляров.Уже все раздарила,один только где-то завалялся на полках..ну что ж,если интересно,читайте дальше.

На следующий день я уже был дома. Смутно помню дорогу обратно, почти совсем не помню, как дописал и отнёс в редакцию заказанную статью. Главный редактор кричал что-то вроде того, что я превращаю солидную газету в " жёлтую прессу"... похоже, после всего пережитого мною, статья получилась не совсем объективной. Однако, статью он всё же взял, предупредив, что хорошенько её отредактирует, и даже дал обещанный отпуск. Уж не знаю, напечатали её или нет, мне, собственно, было всё равно. Я чувствовал страшную усталость, скорее моральную, чем физическую. Видимо, шеф понял это и именно поэтому отпустил.
Первым делом я отогнал машину в сервис, потом набрал побольше пива и кассет из проката и завис дома, отключив телефоны. Видеть никого не хотелось. Провалявшись на диване пару дней, я вспомнил про деда и решил съездить к нему. К тому же за два дня "копейку" уже подлатали, и она больше не глохла возле каждого столба.
Дед огорошил меня с самого порога: он заявил, что хочет пожить у меня. Я конечно, не возражал. В конце концов, квартира была его. Можно сказать, я даже был рад этому его решению, всё-таки родной человек --и живёт в доме престарелых. При живом-то внуке. Однако всё пошло немного не так, как я предполагал. Я даже представить себе не мог, насколько я отвык от его выходок.
Он то вскакивал среди ночи, гремя на кухне посудой, то варил что-то вонючее и отвратительное. То на два часа запирался в туалете и дымил трубкой, не откликаясь на мои настойчивые просьбы. Иногда он исчезал из дому на несколько дней, даже не удосужившись предупредить меня. Это было самое блаженное время, если не считать моего беспокойства за него. Но такое случалось редко, чаще он просто выгонял меня из дома и вежливо просил не заходить в течение суток... Квартира наполнилась разнообразными запахами, не всегда приятными, между прочим. В комнатах появились какие-то непонятные предметы--статуэтки, свечи, веточки, камешки и многое другое, назначение чего описать затрудняюсь. Так же и то, для чего это всё моему деду понадобилось. Кроме того, он приволок все свои травы, которые насушил за лето и развесил их по всем комнатам. От них появилось столько мусора, что я просто не успевал приводить квартиру в порядок.
Несколько раз мне звонили друзья, напрашиваясь в гости, но, учитывая обстоятельства, я неизменно отклонял их просьбы. Очень скоро я почувствовал, что потихоньку схожу с ума. Чтобы хоть немного развеяться, я попытался уговорить его съездить на рыбалку, но ни о какой рыбалке дед и слышать не захотел.
Короче говоря, дед довёл меня до того, что я стал просто-напросто сматываться из дома. Пребывать в такой атмосфере, без общения, для меня было смерти подобно. И я начал проводить быстро улетучивающиеся дни отпуска у друзей, а скорее у знакомых, с которыми сводил меня случай.
Так прошло почти две недели. События, произошедшие со мной в деревне, начали забываться, и вскоре я уже воспринимал их не более как страшный сон. По сути дела, скоро мне стало даже казаться, что это и был только сон. Жизнь опять начала возвращаться в привычное русло.
Светке, правда, я не звонил. После того, что она учудила в последний раз, разговаривать мне с ней совсем не хотелось. И кроме неё было много девчонок, хотя рядом с ней они все были какими-то бесцветными.
Спал я крепко, без сновидений. А если что и снилось, то это были обычные, ничем не примечательные сны. Чаще всего я забывал их, не успев проснуться. Но вот однажды, после очередной гулянки в сомнительной компании
(ночевал я у них в квартире), мне снова приснился яркий и красочный, если это можно так назвать, сон.
Я хочу сказать, что думал тогда, что это был сон. Сейчас я в этом уже не уверен.




Дело было так.
Мне позвонил старый знакомый, с которым мы не виделись уже довольно долгое время и пригласил на день рождения. Делать мне всё равно было нечего и я согласился. Даже не возвращаясь домой, я купил в первом попавшемся магазинчике портсигар в подарок и поехал к нему. Вечеринка удалась на славу --мы веселились, пели под гитару. Сначала на природе, потом, когда уже порядком стемнело, перебрались домой к моему приятелю. Вино, конечно, лилось рекой. Народу было много: кто-то уходил, кто-то приходил. Уже далеко за полночь мы вповалку, кто где, завалились спать.
Ночью, а скорее всего уже ранним утром, я проснулся. Кругом стояла тишина, нарушаемая иногда храпом одного из моих случайных друзей. Голова после вчерашнего ещё не совсем отошла, но пить хотелось просто безумно. Я с трудом встал и пошёл искать, где бы напиться. Я прошёл мимо комнаты, где, издавая оглушительный храп, спали мои собутыльники. Те, которые так и не смогли уйти домой и, так же как и я, остались ночевать. Я пошёл дальше по коридору, в конце которого находилась ванная, потом коридор сворачивал влево, там была кухня.
Дверь в ванну была слегка приоткрыта, свет не горел и я, конечно, включил его. Сквозь полуоткрытую дверь я заметил чей-то силуэт. Кто-то находился в ванной.
" Наверно, кто-то решил помыться с утра пораньше",--подумал я и, извинившись, прикрыл дверь. В ответ я не услышал ничего: ни всплеска, ни возмущённого вскрика, ни вообще какого-либо признака жизни. Мне так же не пришло в голову, что в темноте никто не моется. Но в тот момент я не придал этим фактам никакого значения и спокойно прошёл дальше на кухню, попить, наконец, воды. Насколько я помнил со вчерашнего, кран с водой там тоже имелся. От холодной воды заломило зубы. Я зачерпнул пригоршню и умылся. Стало немного легче. Набрав в первый попавшийся стакан воды, я пошёл обратно, с намерением поспать ещё немного.
Проходя из кухни по коридору, я увидел, что дверь ванной немного приоткрылась. Из-за неё, легонько перебирая лапками, осторожно вышел паук. Размером примерно полметра в высоту и около двух в диаметре вместе с лапками. Стакан с водой выпал из моей руки и разлетелся на куски, пролив своё содержимое на пол.
Я выпучил глаза. Паук потоптался возле двери, посучил лапками и быстро побежал по коридору прочь.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я вышел из состояния крайнего изумления, закрыл рот, решился подойти к двери ванной комнаты и заглянуть внутрь.
От того, что я увидел, легче мне не стало. В ванне лежала девушка. Вероятно, совершенно мёртвая, потому что от шеи до паха тело её было разодрано в клочья, словно из неё кто-то выбрался... Девушка смотрела остекленевшими глазами прямо мне в лицо. По руке, свесившейся с края ванной, стекала густая жидкость тёмно-красного цвета и гулко капала с ухоженных пальцев на выложенный кафелем пол.
Поддавшись первому порыву, я схватил эту руку, чтобы нащупать пульс, которого, конечно, не было. Ни один человек не смог бы выжить с такой раной. У неё не просто были выпущены кишки, её словно вывернуло наизнанку. Я выпустил из рук её ладонь и она безвольно повисла, издав странный хлюпающий звук, когда ударилась о край ванны. Наконец я осознал, что красная жидкость, стекавшая на пол с её руки --это не что иное, как кровь... да о чём я говорю! Всё кругом было сплошной лужей крови... я попятился, не в силах оторвать взгляда от этой залитой кровью руки, поднять глаза выше я больше не решался. Рука... тонкая, хрупкая рука молодой девушки... Длинные ногти, покрытые перламутровым лаком, уже испачканные кровавыми потёками...
На кисти, между большим и указательным пальцами была видна небольшая татуировка: маленький паучок, сидящий в центре паутины...
Я стоял столбом, не в силах пошевелиться.
Внезапно я вспомнил о том пауке, что вышел из ванной. Это вывело меня из шока и я выбежал в коридор. Там никого не было. Никого не оказалось и в комнатах. То есть вообще никого... я был совершенно один в квартире, если не считать мёртвую девушку в ванной... и где-то ещё бродил паук, размером с небольшую собаку... о Боже!
Ледяные пальцы ужаса схватили меня за сердце. Струйка холодного пота потекла по спине. Такого страха я не испытывал даже тогда, когда за мной гнался Белиал... мне вдруг стало казаться, что мерзкое насекомое сейчас выскочит из-за угла и разорвёт меня в клочья, как ту несчастную девушку.
По странному стечению обстоятельств, я из всех насекомых больше всего не люблю именно пауков. Ни одно другое насекомое, хотя все они, если разобраться, отвратительны, не вызывает у меня такого стойкого омерзения. Тем более, если они вдруг становятся такого размера... но тогда я о таких вещах, конечно, не думал. Я вообще не мог ни о чём думать. Слух внезапно обострился, я мог слышать все звуки, все шорохи:
скрип половиц под моими ногами стал походить на визг бензопилы, вода, сливаемая кем-то из соседей --на рёв водопада. Перед глазами плыли радужные круги, руки тряслись и совершенно не слушались ноги.
В панике я кинулся к выходу, но дверь отчего-то не открывалась, словно превратившись в кусок гранита. Я бросился к окну, но не смог ни открыть его, ни выбить. Не помня себя от ужаса я принялся метаться по квартире в тщетной попытке выбраться, споткнулся, грохнулся на пол и... проснулся.
Я лежал на полу, возле дивана, на котором уснул вчера. Вокруг стояла звенящая тишина... по крайней мере, мне так показалось в тот момент. На самом деле, скорее всего это у меня в голове всё звенело. Я с трудом выбрался из пледа, в который оказался намертво замотан, потом заставил себя встать. Голова кружилась, во рту всё пересохло. Кажется, я вчера перебрал... Я осторожно двинулся в сторону ванной, стараясь не делать резких движений. Дверь ванной приоткрылась. Ещё не отошедший от своего кошмара, я буквально оцепенел.
Из-за двери вышла девушка, замотанная в полотенце. Я судорожно сглотнул. Кажется, это подружка моего приятеля. Как же её зовут?
--Доброе утро, Стасик,--проворковала она, улыбаясь.--Ну и как ты после вчерашнего? Видок у тебя, прямо скажем, неважнецкий.
--Да нет, всё в порядке, просто спал неудобно. Да ещё свалился с этого вашего дивана...--ответил я и почувствовал некоторое облегчение. Всего лишь сон... хотя, где гарантия, что он не сбудется?
--Это неудивительно,--засмеялась она. --У него одной ножки нет. Ты душ прими, сразу полегче станет.--И она пошла мимо меня дальше.
--Угу,--сказал я, а сам подумал: а не пора ли мне домой? Что-то мои пьянки становятся похожими на банальный запой, пора с ними заканчивать. Я постоял возле ванной, но так и не решился войти внутрь. Вернулся в комнату, где спал, накинул куртку и, ни с кем не попрощавшись, рванул домой.
Когда я зашёл к себе в квартиру, я вдруг вспомнил, что даже не умывался. Желая исправить сие досадное недоразумение, я скинул куртку, прошёл ванну и принялся горстями бросать в лицо ледяную воду. Да так и застыл в неудобном согнутом положении с поднятыми руками: на кисти моей левой руки, между большим и указательным пальцами имелась небольшая черная татуировка.
Я стоял и смотрел на свою руку, и сердце вновь стиснули холодные лапы ужаса. Не оттого, что я никогда в жизни не делал себе никаких татуировок, и даже не оттого, что совершенно не помнил, кто и когда мне её сделал. Нет, совсем не поэтому. Дело было в том, что на моей руке был вытатуирован маленький паучок, сидящий в центре паутины, как две капли воды похожий на того, что был на руке у мёртвой девушки из моего сна...

Не знаю, сколько времени я так стоял, обалдело уставившись на свою руку. Снова вещий сон, как раньше? Да, всё, конечно возможно, но ведь раньше мои сны были про совершенно посторонних мне людей, и меня не касались!!! Я попытался успокоиться и сосредоточиться, что с похмелья было несколько затруднительно, и крепко задумался.
Из этого состояния меня вывел дед. Причём весьма неприятным способом. Он подошёл сзади и положил руку мне на плечо. Я аж подпрыгнул: дед передвигался совершенно бесшумно.
--Ты чего дёргаешься?--Спросил он вместо приветствия.--Пошли завтракать,--добавил он обыденно, словно я не пропадал неизвестно где двое суток, а проспал всё это время дома.
Я пробормотал в ответ что-то неразборчивое и поплёлся вслед за ним на кухню. Самочувствие, так же как и настроение были препогаными.
На столе дымилась сковорода, на которой ещё скворчала яичница с помидорами и салом, рядом стояла чашка кофе и, в довершение к этому "пиру богов", на тарелочке возвышался трёхэтажный бутерброд с сыром и колбасой. Я моментально почувствовал зверский голод.
Пока я ел, дед сидел напротив, подперев кулаком подбородок и не отрываясь наблюдал за мной в течение всего процесса. Наконец это мне надоело.
--Чего ты на меня так смотришь, а?--Спросил я, откладывая вилку в сторону.
--Жду.
Я насторожился.
--Чего это ты ждёшь?--Поинтересовался я с подозрением. Его тон мне совсем не понравился.
--Жду, когда ты мне, наконец, расскажешь, где пропадал последние два
дня. И чем занимался в своей командировке.
--Обычная командировка,--сказал я как можно буднишнее и принялся снова за еду.
--Ты уверен?--Саркастически поинтересовался дед и посмотрел на меня так, словно что-то знал.
От его взгляда мне стало немного не по себе. Я заёрзал на стуле. Ладони почему-то сразу взмокли и я стал поспешно вытирать их салфеткой.
--Брешешь,--сделал вывод дед и встал со стула.--Ладно, доедай, а потом приходи и всё расскажешь.
Он вышел из кухни. Немного погодя в зале скрипнуло кресло и потянуло вонючим дымком. Опять он в зале курит! Сколько раз просил... да всё без толку, а сейчас и вовсе неподходящий момент для перевоспитания...
Я поковырял вилкой в сковородке, потом отложил её в сторону. Есть, почему-то, сразу расхотелось. Немного подумав, я сунул бутерброд и сковороду с остатками яичницы в холодильник, залпом выпил кофе и вымыл посуду.
Поискал глазами, что бы ещё сделать, чтобы потянуть время и к деду не ходить. Но на кухне, к сожалению, царил идеальный порядок. Я тяжело вздохнул и поплёлся в зал, где развалившись в кресле дымил трубкой дед.
Дело в том, что врать моему любимому дедуле просто невозможно, а порой даже опасно. Непонятно, как ему это удаётся, но он всегда точно знает, говорю я ему правду или нет. И я рассказал ему обо всём, что случилось со мной в деревне. Дед долго молчал, а потом спросил:
--А после того, как ты сюда приехал, вещие сны тебе снились?
--Нет, то есть да... в смысле... ну...--смешался я.--Ты мне что, веришь что ли?
--Что значит --"нет, то есть да"?--проигнорировал он мой вопрос.--Видел или не видел?
--Не знаю, как сказать...--задумался я,--я не совсем уверен, что это был сон... скорее кошмар.--ответил я наконец. А сам подумал: с перепоя.
Дед внимательно на меня посмотрел и спросил:
--Давно?
--Сегодня ночью.
--Рассказывай.
Я помялся, достал сигареты и потянулся за зажигалкой. Какого чёрта, всё равно уже весь зал пропах табаком.
--Да нечего там рассказывать, просто кошмар и всё,--сказал я и замер, уставившись на свою руку. Мне вдруг показалось, что наколотый паучок на моей руке сместился из центра паутины немного в сторону, поближе к краю. Да нет, показалось, наверное. Я вытащил сигарету, прикурил, поднял глаза и встретился взглядом с дедом. Тот не отрываясь смотрел на мою руку.
--Что?--Испугался я.
--Что это у тебя на руке?--Спросил он.
--Где?
--Не валяй дурака.
--А, это... татуировка.
--Сам вижу что татуировка. Откуда?
Я пожал плечами.
--Зачем ты её сделал?--Продолжал допрос дед.
--Да я её не делал.
--Тогда откуда она?
--Не знаю. Наверно, ребята подшутили, пока я спал.
--Это как же надо спать, чтобы не почувствовать как тебе татуировку делают? Пьяный что ли был?
--Было немного,--признался я.--День рожденья...
--Алкаш,--сделал вывод дед.
--Я не алкаш,--возмутился я.--Просто перебрал немного. Почти ничего не помню. Точнее, не помню как татуировку делали, а всё остальное --прекрасно помню. Как в лесу были, на речке, потом дома у друга... как спать лёг.
--Домой почему не поехал?
--Да поздно уже было. А у него места свободного полно. Что я через весь город среди ночи пойду? Вот и остался.
--Ладно,--дед загасил трубку, выбив её в пепельницу.--С кем не бывает. Только почему-то не нравится мне эта твоя татуировка....вернёмся к твоим снам. Евдокия тебе по этому поводу что-нибудь говорила?
--Да, она сказала, что это наследственность. И ещё удивлялась, почему ты мне ничего не рассказывал про мой дар и не учил меня ведовству. Говорила, что ты должен был меня учить обязательно.
--Всё правильно, я от неё другого и не ожидал.--Сказал дед немного помолчав.
--Ты с ней знаком что ли?
--Конечно. Знатные мастера всегда друг друга знают. Да,--немного помолчав, сказал дед,--видимо, я совершил ошибку. Надо было в положенное время тебе всё рассказать. Видишь ли, после смерти твоего отца я никак не мог найти в себе силы и тебя обучить. Думал, уберегу от... да, видно, Господь по-другому распорядился.
--Дед,--возмутился я.--Перестань говорить загадками!
Он задумчиво посмотрел на меня своими умными, слегка грустными глазами, вздохнул и сказал:
--Ладно, слушай. Видно, пришло твоё время.









И вот что он мне рассказал.
--Наш род, род Старцевых, очень древний. Мы ведём свой род от древних волхвов, тогда только всходил на престол Рюрик. Возможно, даже ещё с более древних времён, но об этом мне ничего не известно. В нашем роду рождались только одни мальчики, девочки, даже если и появлялись, что происходило очень редко, долго не жили. Но не это было нашей семейной тайной, как я бы назвал. Все в нашей семье владели древними силами магии. Или, точнее будет сказать, древними знаниями, которые сейчас, в своём большинстве, позабыты. Кроме того, каждый из нас, получал какую-либо силу. Кто-то мог, как ты, видеть будущее, кто-то мог предметы взглядом передвигать.
Один из наших предков --волхв, я уже не помню его имени, и предсказал князю Олегу его гибель. Ты, наверно, помнишь эту всем известную историю про коня, описанную в легендах? Так вот, всё произошло немного не так. То есть, Олег действительно погиб, "приняв смерть от коня своего", но это скорее, было больше следствием, чем причиной. Князь приказал казнить волхва за плохое предсказание. Именно это его и убило. А змея была просто орудием.
--Как это?
--Видишь ли, есть такое заклятье, так называемый "круг". Любое зло, причинённое тому, кто его применяет, возвращается по кругу к тому, кто его причинил. Все в нашем роду с рождения заговорены этим заклятьем. Вот что случилось с Олегом. Князь, казнив волхва, попросту подписал себе смертный приговор.
--Но ведь волхв мог видеть будущее, как я понял. Почему же он не предпринял ничего, чтобы себя обезопасить? Волхв мог бы сказать Олегу, что он умрёт оттого, что казнит его, а совсем не "от коня". Или своё будущее невозможно увидеть?
--Да нет, не в этом дело. Свое будущее, конечно, можно увидеть. Но, понимаешь, видения часто расплывчаты, могут иметь несколько вариантов. К тому же, предсказывая будущее, тем самым уже его меняешь. К примеру, предсказываешь кому-то, что он погибнет от воды. И человек уже близко к воде не подойдёт. Но всё равно предсказание сбудется, только не так, как должно было бы. Человек скончается в результате болезни, водянки, например. Всё это довольно сложно, поэтому существуют некоторые ограничения, когда ты говоришь кому-то о его будущем. Но это всё из области высших знаний. Когда подойдём к этой теме, я всё поподробней объясню. А пока слушай и не перебивай меня больше.
--Ладно,--смущенно пробормотал я и приготовился слушать дальше.
--Знания наши передавались от деда к внуку на протяжении многих веков,--продолжил дед.--Каждый из нас вносил новое знание в копилку общих знаний. Многое и очень многое прибавилось уже к тому, что первоначально знали волхвы. Некоторые знания, к сожалению, были безвозвратно потеряны, хотя, возможно они всплывали позднее и еще появятся снова, стараниями последующих поколений. Были в нашем роду великие врачи, медиумы, фокусники, секреты которых до сих пор не раскрыты, а всё потому, что они пользовались древним знанием. Слышал про графа Калиостро?
Я кивнул.
--Он тоже нам какая-то родня. То ли двоюродный, то ли троюродный брат моего прадеда.
--Так он же был шарлатаном!--Не выдержал я. Но дед не стал ругаться.
--Ошибаешься,--спокойно сказал он.--Просто каждый приспосабливался, как мог. Иногда и шарлатаном прикидываться приходится. Жить-то надо. В средние века за колдовство и на костёр угодить можно было. Люди боятся таких как мы. От страха могут и вред причинить. Некоторые из нас не выдерживали и уходили куда-нибудь в лес, подальше от неблагодарности. Ведь наш дар--это ещё и огромная ответственность. Мы должны помогать людям, и это не подлежит обсуждению. Высшая мудрость состоит в том, чтобы служить тому, кого ненавидишь. Ведь служить тому, кого любишь, легко --это только укрепляет любовь.
--Ты хочешь сказать, что ненавидишь людей?--Спросил я прикусил язык. Но дед только вздохнул.
--Нет. Ненависть--это не то слово. Я их просто не люблю. Но необязательно любить всех, да это и невозможно. Надо просто относиться ко всем так, как будто ты их любишь. И поступать соответственно. Не думай, что у меня не возникало сомнений. Тебе тоже придётся пройти через это, но всё не так страшно, как кажется на первый взгляд. Со временем ты всё поймёшь. Но запомни раз и навсегда: никто из Старцевых не переходил на сторону зла. Не посрами и ты наш старинный род... И прекрати меня перебивать, наконец! Все вопросы --потом, ты меня сбиваешь.
--Угу,--сказал я,--больше не буду.
Дед немного помолчал, потом продолжил:
--К сожалению, были такие случаи, когда один из нас по какой-либо причине не успевал рассказать о том, о чём я тебе сейчас рассказываю. И тогда человек мучался всю жизнь, зная о своём даре, но не умея управлять им.
Я открыл было рот, потом вспомнил про запрет на вопросы и снова закрыл его. Дед зыркнул на меня одним глазом, но ничего комментировать не стал.
--Так случилось с моим прадедом. Его дед пропал в тайге и не успел ничего ему рассказать. Прадед мой мог вызывать огонь взглядом, он страшно боялся этой своей способности и не знал, как этим управлять. Он ушёл с экспедицией на север, и там, вероятно, погиб. Мой дед случайно наткнулся на семейный архив, который по какой-то причине не попался на глаза его отцу. Из него он узнал обо всём, начал работать. Потом передал всё это мне. Архив хранится в моём старом доме, в сундуке. Помнишь, в который ты всё хотел заглянуть, а я говорил, что ключ потерял? Ключ есть, вот он,--Дед вытащил из-за пазухи ключ, снял его и протянул мне.--Откроешь после моей смерти.
--Когда погиб твой отец, я, честно говоря, испугался.--Продолжил он, немного погодя.--Думал уже, что это не дар вовсе, а проклятие... чего только не пережил я тогда...
Дед замолчал. Потом снова принялся набивать трубку. Я решил, что он закончил и осмелился спросить:
--А от чего он умер? Я ведь его почти совсем не помню.
--Читал укорот и его отвлекли.
--Что?--Удивился я.
--Есть такой заговор--"укорот" называется. Применяется тогда, когда надо перебить заклятье другого колдуна. Читают на рассвете, стоя на коленях в круге из свечей, сорок раз. Только есть одно условие: нельзя отвлекаться и запинаться. Если нарушишь --смерть на месте. А твоего отца отвлекли.
--Кто?
--Так всё глупо получилось... твоя мать собаку выгуливала и пришла немного раньше. Собака забежала и опрокинула свечи... Виктор запнулся и...
--И что?--спросил я почти шёпотом.
--Неужели ты не помнишь? Хотя я, кажется, тебя от тоски заговаривал... ну да, точно. На них дом обрушился. Ты тогда у меня был, поэтому выжил, а они оба погибли.
--Это всегда так сложно?
--Что?
--Ну, когда заклинания читаешь. Всегда есть опасность что-то не так сказать?
--Не всегда. Если по Вуду читаешь, ошибаться иногда просто опасно, а в более простых --просто не получится и всё.
--Вуду? Это зомби что ли?
Дед засмеялся. Я удивлённо уставился на него:
--Ты чего веселишься, а? Я разве что-то смешное сказал?
Дед вытер слёзы, сделал несколько глубоких вздохов, а потом произнёс:
--Стас, ты начитался "жёлтой прессы". Надо же -- зомби! Нет, зомби придумали. Покойника оживить невозможно, поверь мне. Можно вызвать его дух, и то ненадолго. А то, о чём рассказывают, просто наркотик. Его подмешивали в пищу тому, кого хотели сделать рабом и человек впадал в кому. Его хоронили, думая, что он умер. Шаман потом его выкапывал, вводил ему специальный раствор и человек "оживал". Только ничего не помнил из своей, так сказать, прошлой жизни, становился тугодумом. Их использовали на тяжёлых работах, только и всего. Нет, вуду--это пострашней. В нём существуют способы, которыми человека в три дня убить можно. Причём кроме него погибнут ещё много людей, в авиакатастрофе, например.
--Жуть какая... слушай, дед, ты вот говорил, что у каждого в нашей семье свой дар. А какой дар у тебя?
--У меня-то,--дед хитро улыбнулся.--Я немного мысли читаю.
--Читаешь мысли?--Удивился я, а сам подумал: вот откуда он всегда знает, вру я ему или нет.
--Ну как тебе объяснить... вообще-то мысли считывать может любой, кто дойдёт в обучении до сороковой ступени. А я их с рождения как бы вижу. Образы, эмоции... можно сказать, чувствую. Ты тоже научишься.
--Ну уж нет!--Запротестовал я.--Ну её на фик. Мне одного Белиала по гроб жизни хватило! Да что там говорить? Я так испугался! Если придётся иметь дело с такими тварями, то нет, спасибо, не хочется. Мне и так неплохо.
--Ладно, давай не будем принимать сейчас же опрометчивых решений.--сказал дед.--Не делай поспешных выводов, а лучше всё внимательно обдумай. Только знай -- мне нужно передать кому- свой дар перед смертью. Ведь ты остался последний из Старцевых. В России по крайней мере. А я скоро помру.
--Ладно, тебе, дед,--запротестовал я.--Ты ещё лет тридцать проживёшь, не меньше. Вон как носишься.
Дед снова хитро улыбнулся и спросил:
--А ты знаешь, сколько мне лет?
--Ну,--замялся я,--шестьдесят семь, примерно. Или чуть больше.
--Девяносто восемь, Стас.
Я вылупил глаза, а дед сказал, улыбаясь:
--И жить мне осталось три года и,--он подсчитал что-то в уме,--одиннадцать с половиной месяцев.
--Откуда ты знаешь срок своей смерти?--Удивился я,--ведь этого не может знать никто...
--Глупости,--отмахнулся дед,--любой мастер может это узнать, если захочет, конечно. Так что ты не тяни с ответом,--он опять рассмеялся, увидев моё лицо,--ладно, иди, поспи. Тяжко, небось, с будуна-то?
И он пошёл к себе. А я завалился тут же на диване и провалился в сон.

Очень интересно) А насчет "многабукафф ниасилил" не переживайте)) Может пока что ребятам некогда) У многих сессия скоро начнется, может готовятся. А так, думаю, прочитают и напишут отзывы))

Я стою в комнате. Мягкий диван, кресла. На окне тяжёлые бархатные шторы. Стены затянуты шёлком. На полу мягкий ковер. Всё выполнено в красно- золотых тонах. Красиво, шикарно. Я оглядываюсь по сторонам. На одной стене нарисована маслом картина. Это морской пейзаж, очень реалистичный, выполненный с большим талантом. Я подхожу поближе и начинаю вглядываться в очертания прибрежных камней и россыпи ракушек между ними. Постепенно мне начинает казаться, что застывшие в стремительном беге волны слегка шевелятся. Что-то промелькнуло в нарисованном небе. Я поднимаю глаза за этой точкой и внезапно понимаю, что это чайка, летящая над волнами в поисках добычи.
Я продолжаю увлечённо разглядывать картину и постепенно мне начинает казаться, что я слышу шум прибоя, шелест трущихся друг об друга ракушек, крики чаек, парящих в лазурном небе… и картинка на самом деле оживает.
Бьются с пеной о берег волны, перекатывая мёртвые панцири моллюсков, разбивая их о камни, ветер бьёт в лицо горьковато-солёными брызгами. Я делаю шаг навстречу этому манящему к себе морю и… прохожу прямо сквозь стену, оказавшись на берегу, смахиваю влажную пену, брызгами летящую мне в лицо…
С удивлением смотрю я на свои босые ноги, которые ласкает тёплая морская вода, смывает и вновь наносит слегка царапающие кожу песчинки. Я чувствую, как солёный морской ветер треплет мои длинные распущенные волосы и развевает подол платья, норовя поднять его повыше… стоп!
Какие волосы, какое ещё платье?!
Я опускаюсь на колени, пытаясь рассмотреть своё отражение в небольшой луже, намытой прибоем недалеко от берега. И я вижу себя, но не в отражении, а как бы со стороны: стоящая на коленях девушка пытается разглядеть что-то в морской воде.
Вот она поднимается, привычным жестом откидывает со лба разметавшиеся густые рыжие волосы и медленно идёт, по щиколотку утопая в тёплой морской пене.
Я стою перед стеной, с нарисованным на ней морским пейзажем и никак не могу сообразить, почему я вдруг снова оказался в комнате, а девушка осталась возле моря. Наконец, я начинаю понимать, что я сплю и просто вижу сон.
Вдали появляется какая-то процессия. Несколько людей, одетых во всё зелёное, несут флаги, цветы и ещё что-то, что на таком расстоянии разглядеть невозможно.
Они распевают что-то, подходя всё ближе. Девушка останавливается и с удивлением смотрит на них. Тем временем, люди подходят к ней, окружив её плотным кольцом. Они одевают ей на шею ожерелье из цветов, продолжая напевать что-то нечленораздельное. Они танцуют вокруг нее, размахивая руками в такт. Потом поднимают и усаживают в носилки, которые принесли с собой.
Не переставая напевать, они несут её вдоль берега, сворачивают немного в сторону и заходят в какое-то селение, полное людей. Все они тоже что-то поют, раскачиваются, размахивают лентами и бросают цветы на носилки, в которых сидит остолбеневшая от изумления девушка.
Её подносят к красивому двухэтажному дому, украшенному цветами, снимают с носилок и заводят в комнату, всю выложенную сверкающим кафелем. Помогают зайти в огромную ванну, высеченную, похоже, из целого куска какого-то зеленоватого камня. Её купают, натирают благовониями, одевают в прозрачную салатовую тунику и отводят в другую комнату, где почти всё пространство занимает громадная, просто гротескная, кровать, накрытая тёмно-зеленым покрывалом.
Всё служанки выходят прочь, только одна немного задерживается, чтобы поставить поднос с яствами на небольшой столик, стоящий в углу. Девушка хватает служанку за руку и требовательно произносит:
-- Что здесь происходит? Куда вы меня привели? И, главное, зачем?
Служанка воровато оглядывается вокруг и говорит тихим голосом:
--Мне не разрешено говорить с тобой, о Избранная!
Тогда девушка заламывает руку ей за спину и тихим свистящим шепотом говорит:
-- В таком случае, я сломаю тебе руку в двух местах. Говори, если не хочешь остаться инвалидом на всю жизнь!
Лицо служанки искажается от боли.
-- Не надо, я всё скажу! – испуганно отвечает служанка. – ты – Избранная.
-- Какая я ещё избранная! Чего ты несёшь? Говори толком!
-- Предсказание сбылось, и мы нашли Избранную на берегу моря. Ты станешь матерью величайшего из правителей. Только ты сможешь подарить ему жизнь, и он напитается твоей жизненной силой, выпив её после своего рождения. Уже в пути твой царственный супруг, он веками ждал тебя…
Ошеломлённая этими словами, девушка выпускает руку служанки и та, вырвавшись, убегает, захлопнув за собой дверь.
Некоторое время девушка стоит, не в силах пошевелиться от изумления. За окном шумит толпа народа, который продолжает что-то праздновать. Вдруг шум смолкает. Заинтересовавшись, девушка подходит к окну. Вдали появилась какая-то процессия. Они несут что-то, украшенное лентами и цветами. Толпа на улице расступилась, образовав небольшой проход. Процессия приближается и уже становится видно, что они тащат. Это высокий палантин, украшенный богатыми тканями и лентами. Внутри него сидит кто-то, кого на таком расстоянии ещё не видно.
Девушка вглядывается вдаль, стараясь разглядеть того, кто сидит в разукрашенных носилках. Внезапно она отскакивает от окна, неосознанно стараясь быть подальше от того, что её ждёт. Она увидела, кто должен был стать её супругом и не смогла сдержать крика отвращения.
Эта громадная туша, похожая на жабу, ярко-зелёного цвета, едва помещается в палантине. Уродливая морда, клыки, торчащие наружу из отвратительного рта, из которого течёт чёрная слюна, заливая всё вокруг. Из туши ответвляются многочисленные отростки, которые омерзительно шевелятся.
Девушка кидается к двери, но та заперта. Девушка оглядывается по сторонам, стараясь найти выход. Взгляд её останавливается на ещё одной двери, ведущей в другое помещение. Она кидается к ней и – о чудо! – дверь оказывается открытой.
Девушка выходит через нее и попадает в коридор, окна которого выходят во двор. Она открывает одно из окон и выпрыгивает на улицу. Не чуя под собой ног, она бежит прочь из этого странного селения, подальше от омерзительного чудовища, от этих сумасшедших людей.
Покинув селение никем не замеченная, она входит в лес, растущий неподалёку.
Она идёт мимо вековых дубов, тонких и стройных белоснежных берёз, склонившихся до самой земли осин. Постепенно привычные деревья сменяются странными коричневато-красными деревьями, почти лишёнными листвы.
Девушка идёт, осторожно ступая по тропинке босыми ногами. Острые веточки впиваются в ноги, но девушка продолжает упорно идти вперёд.
Немного устав, она садится на поваленное дерево и трёт ступни ладонями. Сквозь сплошную стену деревьев замелькал просвет. Девушка порывисто поднимается и выходит на небольшую поляну.
В обрамлении могучих стволов деревьев, переплетающихся кронами стоит полуразрушенный, но всё ещё величественный замок. Высокое трёхэтажное строение местами облупилось и обрушилось. Замок окружает парк, сейчас основательно заросший. Но кусты роз всё еще проглядывают сквозь заполонивший всё вокруг репейник. На дорожке кое-где ещё сохранились следы красноватого песка.
Этот дом заброшен уже много веков, осязаемая аура ужаса исходит от его стен, подобно тому, как тёмная дымка поднимается над болотом, дно которого усеяно трупами.
Девушка медленно идёт по заросшей дорожке к покосившимся, поскрипывающим на ветру воротам, ведущим во двор. Она идёт, а колючие ветки кустарников словно пытаются схватить и удержать её. То и дело она останавливается, чтобы отцепить навязчивые колючки. И вот она входит в замок, осторожно прикрыв за собой дверь.
Её окружает холл с широкой каменной лестницей и с колоннами, уходящими высоко в потолок. На полуразрушенных плитах пола валяются обрывки бумаги, клочья полуистлевшей ткани, обломки досок. Порыв ветра, влетевший в выбитые окна приоткрыл дверь, пошевелил мусор на полу и захлопнул дверь снова. Она громко лязгнула старым замком, словно дом захлопнул челюсть.
Девушка вздрагивает и оглядывается. Но вокруг всё тихо. Поёжившись от налетевшего сквозняка, она направляется к лестнице и начинает подниматься на второй этаж. Каменная лестница отчего-то скрипит, а головы львов, высеченные в перилах, поворачиваются и злорадно ухмыляются ей вслед.
Поднявшись на второй этаж и открыв первую попавшуюся дверь, девушка оказывается в комнате, которая когда-то служила спальней. Посреди этой комнаты стоит высокая старинная кровать под балдахином. Тёмно-бардовый, кое-где подбитый золотой нитью, он сильно обветшал, истлел и осыпался. Только золотой шнур, поддерживающий занавеси, сохранился нетронутым, словно тлен был не властен над ним.
Кроме кровати в комнате, вероятно, была ещё какая-то мебель, но она развалилась и теперь грудой мусора и сломанных досок доживала свой век в углах и вдоль стен помещения.
Девушка огибает кровать и подходит к окну. Отдернув занавески, которые почти рассыпаются у неё в руках, она протирает ладонью чудом сохранившееся пыльное стекло. За ним расстилается великолепный пейзаж.
Прямо перед домом течёт спокойная и широкая река. В лучах клонящегося к закату солнца воды ее кажутся багровыми. А на другом берегу расположилась небольшая живописная деревушка, пестрящая кудрявыми плодовыми деревьями. С высоты второго этажа она видна как на ладони.
Вдали виднеются купола церквушки, сияющие золотом в лучах заходящего солнца. Небо переливается всеми цветами радуги. Солнечный диск, тёмно-малиновый в середине и ярко-оранжевый по краям, окружён сияющим золотистым ореолом. Отдельные лучики пронизывают ультрамариновые тучи, выбивая из них совершенно невероятные оттенки: синие, алые, голубые и даже зеленоватые…
Завороженная потрясающим видом, девушка смотрит некоторое время в окно, потом открывает его, толкнув вперёд ставни. Прогнившие доски подают вниз, зазвенев разбившимся стеклом по каменистому склону. И тотчас затхлую атмосферу старого замка разрывает порыв свежего ветра. Он приносит с собой шелест листвы, мычание коров, отдалённый крик петуха. Эти звуки врываются в комнату, разрывая в клочья мёртвую тишину давно покинутого дома.
Девушка выбегает из комнаты, несётся вниз по лестнице, прочь из этого, всеми забытого места, поближе к живым людям. Она словно напрочь позабыла, что только что убегала от людей, в надежде укрыться там, где никого не бывает. Но, вероятно, эта странная аура мёртвого замка страшнее того, что могло бы её ожидать там, на другом берегу реки.
Как вихрь несётся она вниз по лестнице, выбегает за ворота. Ставни дома насмешливо хлопают ей вслед. Девушка останавливается, словно в нерешительности, с опаской оглядывается по сторонам. Потемневший вдруг лес затих, придвигаясь вплотную. Кажется, что он не выпустит её, оставит навсегда под своими деревьями и кустами, затянет в себя и не спеша переварит. И мрачный умирающий дом, давно ставший единым существом с лесом, не даст приюта заблудившейся девушке.
С трудом сбросив с себя оцепенение, которое наводил на нее лес, девушка глубоко вздыхает. Собравшись с силами, она начинает осторожно двигаться вдоль стены, стремясь обойти дом и попасть на берег реки. Она идёт, держась рукой за шершавую стену с облупившейся штукатуркой. Несколько раз ей приходится продираться сквозь колючий кустарник, почти вплотную прилепившийся к стене замка.
Сумерки сгущаются, темнеет почти на глазах. Заросли становятся плотнее, непроницаемее. И злее. Это зло висит в воздухе, концентрируется в животный ужас. Девушка останавливается, упрямо смахивает набежавшие слёзы. Она шла так долго, что, скорее всего уже обошла дом, попав на противоположную сторону. Но лес и тут такой густой, что реки совсем не видно. Собравшись с силами, она двигается дальше, упрямо продираясь сквозь колючие заросли.
Время вокруг словно растягивается, она вязнет в нем, словно в болоте, но продолжает идти. С каждым шагом это делать становится всё труднее. Босые ноги её давно кровоточат, тонкая ткань полупрозрачной туники порвалась, волосы то и дело цепляются за ветки. Руки уже по самые плечи исцарапаны острыми шипами кустарников. Но она продолжает упрямо идти, стараясь не обращать внимания на ноющие царапины.
Вокруг уже совсем стемнело. Девушка раздвигает руками ветки, уже машинально переставляет ноги. Похоже, она уже почти потеряла надежду вообще выбраться из этого бесконечного леса… но вот заросли, наконец расступаются и она выходит…снова к фасаду замка.
Ничего не видно вокруг, но она понимает это, когда её рука натыкается на покосившиеся ворота. Обессиленная, она опускается прямо на землю и горько плачет, уткнувшись лицом в исцарапанные ладони.
Очевидно, что она обошла весь дом вокруг и вышла вновь к той точке, из которой начала свой путь. Не было за домом ни реки, ни деревни. Она напрасно проделала этот путь… и это было так несправедливо, что слёзы ручьём лились из ее глаз.
Выплакавшись, она поднимается, решительно вытирает слёзы и, вздохнув, заходит опять в дом. Тем временем на небе появляется луна, золотистым светом немного разгоняя злой и промозглый сумрак леса. Становится чуть светлее. А лес снова зашумел листвой — громко, торжествующе.
Девушка устало поднимается наверх в спальню и вновь подходит к окну, словно желая удостовериться, что всё это ей не почудилось. И застывает от изумления.
За окном всё так же размеренно течёт река и лучи вечернего солнца освещают деревню. Но в лесу уже наступила ночь! Почему же за окном всё ещё закат?!
Девушка вновь спускается во двор и уже совсем не обращая внимания на рвущие её тело колючки, снова обегает дом. НИЧЕГО! Нет за домом ни реки, ни деревни…один только лес. Мрачный, непроходимый, бесконечный лес. И куда только подевались светлые тонкие берёзки?
Она снова поднимается в спальню, подходит к окну. Там всё по-прежнему: река, деревня, закат... и никакого леса! Девушка высовывается из окна как можно дальше, чтобы получше разглядеть то, что находится по ту сторону дома. Замок стоит на холме у реки. Лишь невысокие кустики сирени выглядывают из-за угла. Леса НЕТ! Девушка забирается обратно, выходит из комнаты на лестницу. Оглядывается по сторонам.
Второй и третий этажи дома выстроены в виде полукруглого коридора, обрамлённого кое-где сохранившимися перилами. В коридор выходят двери комнат. Девушка поочерёдно заходит в каждую из них и выглядывает в окна. Но всё остаётся так, как было во дворе дома: кругом, всюду плотной стеной стоит лес. Проклятый бесконечный лес, залитый светом луны...
И только в комнате с кроватью под балдахином за окном заходит багровое солнце, играя водами широкой реки и поблёскивая золотыми искрами на куполах деревенской церкви...
Девушка возвращается обратно в спальню. Не в силах сдержать отчаяние, она устало опускается на кровать. На глаза её вдруг попадается шнур, когда-то поддерживавший балдахин. Она порывисто вскакивает, словно приняв какое-то решение, срывает шнур, дёргает его, проверяя на прочность. Потом привязывает его к ножке кровати. Другой конец шнура она обвязывает вокруг талии и осторожно начинает спускаться из окна по стене дома. Не добравшись нескольких сантиметров до земли, она останавливается. Точнее, что-то останавливает её. И не просто останавливает, а начинает толкать обратно. И вот она снова находится на подоконнике. Невидимая преграда не выпускает её. Тогда она разбегается и, зажмурив глаза, выпрыгивает в окно. Неизвестная сила выталкивает её обратно в комнату. Девушка падает на спину, даже не почувствовав боли от изумления. Она упрямо поднимается и снова повторяет свою попытку. И вновь, напоровшись на невидимую преграду, отлетает обратно...
Здесь сон мой смазался, неуловимо изменившись. Я увидел, как бьётся о невидимую преграду, словно птица о стекло, девушка с ярко-рыжими волосами, повиснув в воздухе над рекой, воды которой освещает заходящее солнце...

*
Немного очухавшись от очередного ненормального сна, я тут же выложил всё деду. Он немного помолчал, а потом заявил:
--На этот раз тебе, скорее всего, снилась параллельная вероятность.
--Чего?!--Изумился я.
--Эта девушка, про которую ты рассказывал, очень похожа на твою бабку, мою жену... так я и знал, она застряла в межреальности.
--Где?! Дед, прекрати, ты снова говоришь загадками!
Он вздохнул и посмотрел на меня:
--Понимаешь, Стас, мир лежит слоями. Вероятностями. Так называемые параллельные миры. Есть точки, где они пересекаются между собой. Через эти точки пересечения можно попасть в другой мир. Способов --уйма. Твоя бабушка, например, рисовала картины и проходила сквозь них. Можно пройти и сквозь сон. Думаю, для тебя это будет лучше всего.
Можно войти в транс. Слышал, как шаманы делают?
--Ну да, они, кажется, поганки жрут или что-то в этом роде. Наркотики...
--Не поганки. Грибы галлюциногенные, но это не важно. Иногда преграда рвётся сама по себе и события просачиваются, как бы наслаиваются друг на друга...
--Дед, погоди. Ты хочешь сказать, что я смогу по другим мирам ходить?!
--Конечно.
--Супер! Вот это мне уже нравится...
--Всему своё время. Так вот, когда преграда рвётся, события из одного мира проникают в другой. В виде снов, видений. В наркотическом или пьяном угаре. Алкоголь и наркотики ослабляют психический барьер человека, заложенный в нём природой как бы для защиты от параллельных миров. Недаром многие талантливые люди творили спьяну или под наркотиками. Ван Гог, Омар Хайям...
--Ага,--сказал я самокритично,--как я, например...
--Да,--дед посмотрел на меня очень внимательно,--как ты. Между прочим,--заметил он мимоходом,-- паук на твоей руке, по-моему, двигается.
--Что?!--Я посмотрел на свою руку и ужаснулся. Паук уже почти "выполз" из паутины и это был не обман зрения. Вначале он сидел посредине паутины, ну, может быть, немного с краю. А сейчас его передние лапки уже были снаружи паутины. К тому же, паук стал выпуклым.
-- Не нравится мне твоя татуировка,--сказал дед.--Что-то она мне напоминает, и что-то совсем нехорошее. Кажется, я видел нечто подобное несколько лет назад. Такие татуировки делали себе члены какой-то секты. Они считали себя насекомыми. Шабаши устраивали или что-то в этом роде.
Дед задумался. Я вспомнил свой сон про девушку и вылезшего из неё паука. Секта? Я снова посмотрел на свою руку. Сомнений не было: паук явно перемещался, двигался вверх по руке. Мало того, он набух и теперь напоминал небольшой жировик. Я дотронулся до него пальцем, надавил легонько и взвыл. Руку пронзила резкая невыносимая боль.
--Ты чего?--Всполошился дед.
--Больно!
--А что ты сделал?
--Что-что! Дотронулся до него...
--Ну-ка, дай сюда,--дед схватил меня за руку,--посмотрим...очень интересно,--и он принялся мять мою руку.
Когда у меня почти в буквальном смысле посыпались из глаз искры, и стало мутиться сознание, он неожиданно отпустил меня. Прошептал что-то, дунул. Боль резко прекратилась. Дыхание восстановилось и зрение сфокусировалось.
Дед смотрел на меня уже с тревогой. От его взгляда мне стало не по себе. Я поёжился.
--Так,--сказал дед.--Если завтра это существо переместится ещё хоть на несколько миллиметров, то дело плохо. Надо что-то делать уже сейчас...
--Какое ещё "существо"?!--испугался я.
Дед задумался. От его молчания мне стало совсем плохо. Я взмолился:
--Дед, не молчи! Объясни, наконец, что происходит?
--Где ты был прошлой ночью?--Спросил он наконец.--При каких обстоятельствах появилась эта татуировка? Выкладывай все подробности и немедленно! Дело, похоже, серьёзное.

))) Когда будет продолжение?)

Я рассказал ему всё. Про девушку, из которой выполз паук, про мой панический страх, про то, как не мог выбраться из квартиры. Рассказал со всеми подробностями про нашу гулянку, стараясь ничего не упустить. Для меня самого не казалось, что там произошло нечто странное, если не считать кошмара, но дед, похоже, был иного мнения.
--Всё это гораздо серьёзнее, чем я думал,--сказал он.--Даже я, похоже, тут не смогу тебе помочь...а вот Богомол сможет...к тому же, он мне кое-что должен...мне надо ненадолго отлучиться, Стас. Сиди дома и никуда не выходи. Телефоны выключи, к двери не подходи. Даже если начнётся землетрясение, понял?
Я ошеломлённо кивнул. Никогда не видел деда таким обеспокоенным. Значит, действительно, дело серьёзное. В голове вертелось великое множество вопросов, но от изумления я никак не мог их сформулировать. Дед, тем временем, поспешно собрался и моментально куда-то испарился.
Пропадал он где-то около двух суток. Может, больше, может, меньше. Чувство времени почти покинуло меня. Большей частью я спал. Общаться ни с кем не хотелось, так что дедов запрет никак не отразился на мне. Обычно я жутко страдаю, если приходится находиться в одиночестве, а тут...появилась какая-то нездоровая апатия, своеобразное отвращение к обществу. Есть мне тоже совсем не хотелось. Я открывал холодильник, равнодушно оглядывал сделанные дедом запасы и закрывал дверцу, так ничего и не взяв.
Паук совсем "выполз" из паутины и теперь находился почти посередине предплечья. Он увеличился в размерах, стал ещё более выпуклым и приобрёл синевато-багровый цвет. Я тупо наблюдал за его перемещения-
ми, потом снова валился в кровать. Спал без снов, словно проваливаясь в бездонную чёрную пропасть, где нет места сновидениям.
Разбудил меня дед. Бесцеремонно стащив меня с кровати он заявил:
--Собирайся, пойдёшь вот по этому адресу,--он протянул мне бумажку. Я почти машинально взял. Голова совсем не соображала.
--Нельзя терять ни минуты,--продолжал дед,--иначе ты скоро станешь монстром. Давай же, поднимайся!
Остатки сна слетели с меня моментально.
--Что?!--завопил я,--каким ещё монстром? Дед, ты с ума сошёл, что ли?
--Давай быстрее, он ждать не любит.
--Кто--"он"?
--Один мой, скажем, знакомый. Только ничему не удивляйся и вопросов не задавай,--с этими словами он вытолкал меня за дверь.
Я немного постоял, соображая, что давалось мне, прямо скажем, с огромным трудом. Всё было как в тумане. Потом вышел на улицу. Купив в киоске свежую газету, пачку сигарет и бутылку газировки я сел на ближайшую лавочку и закурил. Потом выпил газировку. В голове немного прояснилось. Полистав газету и выкурив подряд ещё две сигареты, я сунул газету в карман куртки и отправился на поиски адреса, написанного на дедовой бумажке.
Он привёл меня на самую окраину города, примыкающую к старому кладбищу, на котором уже давно никого не хоронили. Покосившиеся домики, вплотную прилепившиеся к стене старого погоста и друг к другу,
дороги с пятнами луж, которые не высыхают даже в жару...неужели здесь ещё кто-то живёт?
Около получаса я бродил по закоулкам этой маленькой деревни, потом чисто случайно наткнулся, наконец, на дом, который разыскивал.
Построили его, вероятно, ещё в прошлом веке и с тех пор не ремонтировали. Всё вокруг было заброшенным и ветхим. Забор покосился, калитка висела на одной намертво проржавевшей петле и скрипела так, что пробирало до костей. Я вошёл в калитку, стараясь не задеть торчащих из неё ржавых гвоздей. За оградой было ещё хуже.
Бревенчатый дом с высоким крыльцом почти врос в землю. Из неё торчала, видимо, последняя ступенька, поскольку окна почти наполовину были поглощены землёй. Я потоптался возле калитки, начиная сомневаться, туда ли я попал. Но на стене дома висела чудом сохранившаяся табличка с адресом и он соответствовал тому, что дал мне дед.
Из-за сарая,( или точнее из-за того, что раньше, вероятно, было сараем), вышел большой белый кот. Остановившись, он внимательно посмотрел на меня жёлтым глазом. Второй был зелёным.
--Кис-кис,-- сказал я вежливо.
Но кот никак не отреагировал. Он продолжал смотреть на меня разноцветными глазами. От его взгляда мне стало немного не по себе. И чего он на меня уставился? Ну прямо как тигр на жертву...того и гляди, растерзает. Я осторожно поднялся на крыльцо, которое пронзительно заскрипело подо мной. Набравшись смелости, я постучал в дверь. Странно, но она после этого не развалилась. Спиной я продолжал ощущать пристальный взгляд кота.
За дверью царила гробовая тишина. "Может, я всё же ошибся?"--подумал я и постучал ещё раз. Снова тишина. Я оглянулся. Кота во дворе уже не было. За дверью не было слышно ни звука. Я уже совсем было собрался уходить, как раздался голос, отдалённо напоминавший скрип калитки. И исходил он явно из-за двери.
--Кто это там?--Спросил голос.
--Я Станислав, меня к вам дед прислал...
--Какой ещё дед? Как зовут?
--Ефим Старцев.
--А, Ефим.
После этого глубокомысленного заявления голос заглох. Я потоптался на пороге, пошумел немного. Никакого эффекта. Я снова постучал. Тишина.
--Алё,--сказал я,--есть кто-нибудь?
Снова гробовая тишина. Мне надоело торчать на пороге и я, толкнув дверь, вошёл в дом.
Внутри пахло травами и чем-то очень знакомым. Но запустение было таким же, как и во дворе, если не хуже. Всё это даже напоминало замок из моего сна. Такое же всё заброшенное и ветхое. В углу горели свечи. Они страшно чадили. Приглядевшись, я понял, что они были из чёрного воска. Толстые и очень большие--никогда таких не видел. Канделябр со свечами стоял возле огромного, во всю стену зеркала. Чуть поодаль виднелся старинный, весьма ободранный сундук. Кроме того, в комнате стояли большие напольные часы и одно-единственное кресло, в котором, развалившись, сидел обладатель скрипучего голоса, с которым я только что общался.
--Здравствуйте,--сказал я.
--Покажи руку,--вместо приветствия и без всяких предисловий начал он.
Я протянул ему руку, он тут же принялся внимательно её разглядывать. А я начал разглядывать его.
Это был, насколько я мог судить, человек огромного роста. Даже в сидячем положении его фигура выглядела более чем внушительно. Широкие плечи почти полностью скрывали спинку кресла, в котором он разместился. Он был довольно молод --скорее всего, года на два-три постарше меня. Но волосы его были абсолютно белыми. Не пшеничными и не седыми, а белыми, словно снег. Как у моего деда. Наверно, он тоже колдун. Интересно, у всех колдунов волосы приобретают такой ненормальный оттенок или это просто совпадение?
Колдун поднял на меня глаза и я невольно вздрогнул. Глаза у него были разноцветные: один жёлто-карий, а другой зелёный, как молодая травка. Но не это привело меня в трепет. В его глазах светилось что-то завораживающее, бесконечно жуткое. Взгляд змеи, холодный, бесчувственный и в то же время в нём светилась бесконечная мудрость вселенной. Подобный взгляд был у Евдокии, когда она говорила о погибшей девочке. Но здесь было нечто иное, более старое. Казалось, сама вечность светится в его глазах. Внезапно я понял, что он не так молод, как мне показалось вначале. Одет он был в черные джинсы и майку, на ногах--кроссовки. Этот наряд ему совсем не подходил, как будто, попав в другое время или место, он вынужден носить ту одежду, в которой ходит большинство, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.
--Да, парень, дело плохо. Эту...--он помолчал, словно подбирая слово,--татуировку тебе сделали, как я понимаю, против твоей воли?
--Можно и так сказать.
Колдун молча смотрел на меня. От его взгляда мне стало не по себе. Я моментально вспотел и пролепетал:
--Ну, я плохо помню, проснулся, а на руке наколка. Я сперва думал, ребята подшутили, а потом он пополз.
--Да уж, подшутили над тобой здорово,--сказал колдун и замолчал.
Таким образом мы пробыли некоторое время--он молчал, сидя развалившись в кресле и полуприкрыв глаза, а я стоял, как идиот, напротив и тоже, конечно, молчал. Пауза длилась довольно долго, потом я не выдержал:
--Кто-нибудь объяснит мне, наконец, что происходит?
--Не спеши,--ответил он спокойно,--скоро всё узнаешь. С этими словами колдун встал и начал расхаживать по комнате, заложив руки за спину. Я не ошибся, он действительно был огромного роста, под два метра, не меньше.
--Ну чтож,--сказал он,--слушай.-- Он немного помолчал, потом продолжил:
--Эта, как ты её называешь, татуировка, совсем не татуировка.
Он остановился напротив затянутого паутиной зеркала и уставившись в него опять замолчал. В таинственной глубине зазеркалья отражались, мерцая, огни чёрных свечей. Смутно угадывались очертания скудной обстановки и моя фигура, стоящая посреди комнаты. Отражение колдуна было каким-то смазанным, расплывчатым. Оно скорее, напоминало какое-то насекомое, чем человека.
--Ну?--Спросил я, подозревая, что молчание затянется до утра. Колдун повернулся ко мне и посмотрел на меня так, словно увидел впервые.
--Что --"ну"?--С нескрываемым сарказмом в голосе спросил он.
-- Вы что-то говорили про мою татуировку...
--А, ну да... только это не татуировка.--И он снова уставился в зеркало.
Терпение моё начало иссякать.
--Так что же это, чёрт побери, такое?!--Заорал я.
--Это живое существо, внешняя оболочка которого просвечивает сквозь твою кожу,--невозмутимо ответил он, не отрывая взгляда от своего отражения.
--Живое существо...я и так понял, что оно живое! Я пришёл сюда именно для того, чтобы от него избавиться.
--Его вводят под кожу с помощью специального ритуала,--не обращая на меня ни малейшего внимания продолжал колдун. Я решил больше его не перебивать, а то он опять замолчит и я отсюда никогда не выберусь.--Потом,--говорил он,--если оно приживётся, добравшись до жизненных центров...
--А если не приживётся?-- Не выдержал я.
--Не перебивай!--Сверкнул глазами колдун. Я вздрогнул.--Обычно этого не происходит, потому что людей для этого специально отбирают... на чём я остановился?... Да, продвигается к жизненным центрам. Точнее, к чакре, которая находится в районе ярёмной впадины. Когда оно добирается до своего конечного пункта, оно либо переделывает организм так, что он получает способность трансформироваться, либо выбирается наружу. Так как оно всё это время питается жизненными силами человека, то оно вполне самостоятельно. В твоём случае, оно напоминает паука. И, если внедрение будет удачным, ты сможешь трансформироваться в существо, похожее на паука, только несколько большего размера, чем его земные эквиваленты, поскольку по закону вашей физики, материя преобразуется в другую материю без остатка. Чтобы тебе было понятнее, подобные превращения происходят с оборотнями, как вы их называете. Но они, по большей части, не могут их контролировать и зависят от фаз вашего спутника, Луны, кажется. Всё понятно?
--А если внедрение не удаётся?--Спросил я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос не дрожал. Попутно я сделал несколько шагов и сел в его кресло, поскольку ноги напрочь отказывались меня держать, а другой мебели, пригодной для этой цели, в лачуге не наблюдалось.--А то я уже начинаю беспокоиться за свой организм...
--Тогда уг из тебя выйдет,--беспечно ответил он,--я же только что говорил.
--Каким образом?--Поинтересовался я, хотя уже начал догадываться.
--Обыкновенно, через живот и грудную клетку. Смотря какого размера будет к тому времени. Но это случается не часто,--успокаивающе добавил он,--не больше двух-трёх раз за столетие.
--За столетие?--Машинально повторил я. Мне вдруг вспомнилась картинка из моего сна: развороченное тело девушки и выходящий из-за двери громадный паук...
--Да,--подтвердил он, не обращая никакого внимания на моё подавленное состояние,--за столетие. Угаверту живут долго, очень долго. И столетие--это не предел. К тому же,--добавил он, вытряхивая меня из своего кресла на пол,-- мы обладаем огромной, по вашим меркам, силой и практически неуязвимы. Причём не только в состоянии верту, а постоянно. Но тебя, по всей видимости, в эти подробности никто не посвящал, не так ли?
--Нет,--угрюмо ответил я, поднимаясь с пола и отряхиваясь. Мне показалось, или он действительно сказал "мы"? Если он из этих, как он их называет,"угавертов", то, может зря я сюда притащился? Судя по тому, с какой лёгкостью он выкинул меня из тяжеленного кресла, про их, то есть про свои способности он не врёт. И неизвестно ещё, каким образом он собирается и собирается ли вообще мне помогать... хотя дед что-то говорил по поводу услуги. Ладно, решил я. Пока не буду сматываться, посмотрю, что дальше будет.
--Да,--сказал колдун задумчиво, усаживаясь поудобнее.--Кто же собирает себе свиту? Нехорошо нарушать правила...
После этого он снова надолго замолчал. Прошло несколько минут. Колдун сидел в кресле и не подавал признаков жизни. Мне всё это стало надоедать. Странный какой-то тип. Может, ну его подальше? Я уже повернулся, чтобы уйти, когда он пошевелился и спросил:
--Я правильно тебя понял, ты угаверту быть не хочешь?
--Правильно, совсем не горю желанием превращаться в громадного паука. Что я, спайдермен, что ли? Пакость какая!
--С чего ты взял, что навсегда останешься пауком? Это совсем не так. К тому же, верту даёт силу, вечную молодость и ещё кое-что.
Он меня что, агитирует что ли?
--Нет, спасибо,--сказал я.--Я от своей не знаю куда деваться. Такое иногда снится, хоть вообще не засыпай. А уж когда сбываться начинает...
--Сны снятся, говоришь,--он впервые глянул на меня с каким-то подобием интереса.--Так, значит, тоже силу унаследовал? Так вот почему тебя выбрали... что ж тебя Ефим не предупредил?
--Он предупреждал,--ответил я мрачно, вспомнив наш разговор с дедом накануне моего отъезда в деревню.--Только я не придал этому значения.
Колдун с усмешкой оглядел меня с ног до головы своими разноцветными глазами, но комментировать не стал. Пауза снова начала затягиваться. Я плюнул на приличия и заявил:
--Ну вы будете что-то предпринимать или так и будем хором молчать?!
--Ах да,--спохватился он,--хорошо, ты не желаешь быть одним из угаверту, то я, пожалуй, попробую вытащить уга, хотя это и против правил. С другой стороны, кое-кто правила уже нарушил, поэтому... только тебе придётся кое-что для меня сделать,--обратился он ко мне.--Не возражаешь?
--Что именно?--Осторожно спросил я. Кто его знает, что ему придёт в голову...
--О, ничего особенного. Тебе надо будет дождаться, когда тебя пригласят на верту и проводить меня туда. Только и всего. И ты не должен говорить им, что ты уже без уга. А то тебе конец. Впрочем, ещё не известно, удастся ли тебе остаться в живых после удаления...
--Я что, могу погибнуть, да?
--Такое возможно. Сейчас посмотрим,--он поднялся и подошёл к сундуку.--Когда его ввели тебе под кожу?
--Дня три или четыре назад, точно не могу сказать. Я всё время спал. Даже есть не хотелось...
--Всё правильно, так всегда бывает,--ответил он, роясь в содержимом сундука.--Три или четыре дня, значит... а он уже на предплечье. Придётся повозиться.
--Что значит --"придётся повозиться"?--всполошился я.
--Подай календарь,--сказал он вместо ответа,--там, возле зеркала...
Я подошёл к зеркалу и взял в руки самый обыкновенный отрывной календарик, который лежал там.
--Этот?
--Да,--мельком глянул на него колдун и протянул руку,--давай сюда.
Я протянул ему календарь. Он полистал его, прицокнул языком:
--Однако ты везучий. Сегодня как раз подходящий день. Следующий такой только через два месяца.
--Ну и что?--Не понял я.
--А то, что с такими темпами, с какими передвигается твой уг, ты через месяц уже станешь угаверту. Или не станешь... но это уже детали.
Я поёжился, потому что уже примерно представлял, что произойдёт в этом случае. Колдун, между тем, перестал копаться в своём сундуке, выудив из него то, что, вероятно, искал --большую старинную книгу в кожаном переплёте. Он снова уселся в кресло и принялся сосредоточенно её перелистывать. Потом начал что-то негромко читать вполголоса. Это продолжалось довольно долго. Потом он встал и принялся ходить взад-вперёд по комнате, поднимая вокруг себя тучи пыли. Книгу из рук он не выпускал, продолжая что-то в ней искать. Оглядевшись и, не найдя ничего более подходящего, я схватил его кресло и с трудом оттащил в угол подальше от колдуна и пылевой завесы. Усевшись в него, я принялся наблюдать за перемещениями колдуна. Делать всё равно было нечего. Однако скоро от его монотонного бормотания меня начало клонить в сон. Сколько я не пытался разлепить веки, мне это не удавалось. Смутно, сквозь сон, я видел, как он чертит что-то на пыльном полу, расставляет свечи, размахивает зачем-то руками... тут, вероятно, я всё же заснул. И впервые за то время, как мне сделали татуировку, мне приснился сон. А точнее, незаконченные обрывки сновидений: хаотичные, непонятные, накладывающиеся друг на друга куски, вышедшие неизвестно из каких миров видения...

*
Пустынная каменистая дорога. Яркое полуденное солнце обжигает кожу. На небе нет ни облачка: оно синее, бездонное... лишь огненный диск светила нещадно палит.
По краям дороги не растёт ни одного кустика --сплошное поле пожелтевшей травы. Звенит в ушах тишина... но нет, этот звук доносится издалека, постепенно нарастая. Он приближается со зловещей неумолимостью. Это мчится со свистом тяжёлая боевая колесница.
Я вижу мальчишку на её пути. Он стоит неподвижно, не отрывая полубезумного взгляда от несущейся на него колесницы, словно он не в силах пошевелиться от всепоглощающего ужаса ... и я почти чувствую его
боль, страх и отчаяние, когда острые кинжалы, притороченные по бокам дьявольской повозки, начисто отрубают ему ноги по самую щиколотку.
Слёзы текут из его глаз, смешиваясь с кровью. Он сидит на обочине и, рыдая, держит в руках свои отрубленные ступни... а колесница, даже не замедлив своего бешеного движения, мчится прямо на меня. Развевается
белоснежный плащ наездника, поднимается в небо, словно гигантские крылья. Кони, оскалив зубы, вращают красными бешеными очами. Копыта высекают искры из мощёной дороги. Колесница уже совсем близко. Я даже вижу крохотные капельки крови на кипельно-белой ткани плаща...
Неожиданно даже для самого себя я кидаюсь вперёд, прямо под копыта несущихся во весь опор лошадей, громовым голосом выкрикиваю непонятные слова и хватаю рукой уздечку...
--АБАРА!--кричу я,--ВСТАНЬ ПЕРЕДО МНОЙ!
Развеваются гривы, вздыбились смертоносные копыта, захватило дух...
И...кони встали! Опустились на землю. Пена капает с оскаленных морд на камни и тут же испаряется под палящим полуденным солнцем. Мотают головами очумевшие лошади... мне удалось! Я остановил колесницу. Наездник спрыгивает с повозки, подходит ко мне и накрывает меня своим плащом...

*
...Яркий свет бьёт в глаза. Это снова солнце, но оно другое: белое, слепящее... всё кругом белое. Белое небо, белая, ослепительно белая земля, от горизонта до горизонта... нет, это не земля. Это песок. Песок так слепит глаза. Его много, очень много. Всюду, куда ни кинь взгляд --слепящее море песка.
И я иду по нему, иду уже много дней по этой пустыне. Точнее, бреду из последних сил. Я смертельно устал. Жажда уже не мучает меня, мне уже всё равно... язык распух, в глазах белые, ослепительно яркие круги. Кровь бешено стучит в висках. Даже сердце устало биться в иссохшей груди...
Мои спутники тоже устали. Они смертельно измучены тяжёлой дорогой. Куда мы идём? Я уже не помню. Знаю только, что цель наша уже где-то рядом.
Вот она! Это развалины древней крепости. В мареве белой пустыни они кажутся миражом...
Последние силы, собранная в кулак воля --и мы входим в крепость. Словно сбывшаяся мечта посреди руин стоит почти полностью сохранившийся фонтан, полный живительной влаги, которую мы не видели уже столько долгих дней, или даже лет. Он стоит среди развалин, истончённых палящим солнцем и вольными ветрами пустыни как призрак, и мы поначалу не верим собственным глазам. Вода свежая и прохладная, удивительно чистая. Словно этот фонтан, небольшая каменная ваза которого продолжает выбрасывать прохладную струю воды, всё это время, пока разрушалась крепость, жил своей жизнью. Словно над водой, этой всемогущей стихией, рождающей жизнь, не властно ни время, ни знойные ветра и пески бесплодной пустыни...
Мы падаем в неё, словно осенние листья, истощённые зноем. Мы пьём прозрачную воду, впитываем её каждой клеточкой измученных тел и она щедро дарит нам жизнь, вливает ушедшие казалось навсегда силы...
И вот мы снова бодры и готовы к любым приключениям. Немного отдышавшись, мы направляемся к одной из башен, чудом сохранившейся среди развалин, входим по винтовой лестнице наверх. Полное запустение предстаёт перед нашими глазами. Хозяева, вероятно, в спешке покинули этот замок.
Когда-то давно здесь был пожар --обугленные стены и остатки перегородок красноречиво сообщают об этом. На чудом сохранившемся старом комоде стоит коробка, вся в паутине и тоже обугленная дочерна.
Товарищи мои разгребают кучи хлама, щедро разбросанного по комнате, а меня неудержимо тянет к себе эта коробка. Я беру её в руку, стираю нагар ещё влажными ладонями. В руках у меня шкатулка старинной работы. Гравировка в виде взметнувшихся лепестков пламени, по бокам надпись, выполненная старинной вязью.
-- Что это ты нашел? -- Спрашивает меня один из моих товарищей
-- Посмотри, -- отвечаю я, -- здесь что-то написано.
-- Это греческие буквы. Ты знаешь греческий?
-- Нет, но кто-то из наших, кажется, знает. Зови остальных.
Мы стоим вокруг обугленного стола, на который поставили шкатулку. Кто-то прочитал и перевёл надпись:
"Уводит Фаери в полёт,
но берегись её, сожжет"
--Что это может значить? -- недоумевают все.
-- Давайте откроем её, -- говорю я. -- Что там?
Я поднимаю крышку. На дне в пыли и паутине лежит - нет, совсем не золото и не драгоценные камни. Да, именно золото ожидали увидеть все. Но нет. Это всего лишь маленькая кукла в алом платье с огненно - рыжими волосами. Никаких сокровищ здесь нет и в помине. Всего лишь игрушка, наполовину истлевшая за сотню лет...
Вздох разочарования вырывается одновременно у всех. И вот мои спутники снова разбрелись по комнате. Один я не могу оторвать глаз от, казалось бы, ничем не примечательного предмета -- маленькой полуистлевшей куколки...
Я беру ее в руки, расправляю платье, отвожу назад длинные густые волосы. Я глажу её и ощущаю под ладонью тепло, исходящее от них. Глаза куклы медленно открываются. Она смотрит прямо на меня. И это не бессмысленный взгляд неживого предмета. Нет. В её глазах горят искорки любопытства. Я вижу, как её губки медленно раздвигаются, и она улыбается мне маленьким ртом.
Я вскрикиваю от неожиданности и роняю куклу

обратно в коробку, она ловко подпрыгивает и встает на ноги. Поправляет платье, поднимает вверх руки и начинает кружиться в вокруг своей оси, всё ускоряя темп. Я зачарованно смотрю на ее танец, и в ушах моих звучит тонкий и насмешливый девичий голосок:
--Спасибо, путник, что разбудил меня! -- Мелодично звучит тоненький голосок, и я слышу смех, смутно напоминающий потрескивание дров в камине, когда их только начинает ласкать огонь.
--Кто ты?--Удивлённо спрашиваю я.
Звонкий смех раздаётся мне в ответ.
--Я Фаери, дочь огня и пламени. Я согрею усталых путников. Так же, как обогрела тех, кто был до вас.--И она снова закружилась в танце, всё быстрее и быстрее, превращаясь в маленький огонёк. Словно пламя взметнулось её алое платье, волосы переплелись со складками материи. Кажется, что это лепесток пламени пылает посреди стола...
Маленькая кукла-огонёк растёт, пышет жаром. И вот уже не смех звучит у меня в ушах. Это на самом деле трещат в огне обугленные доски стола, на котором, всё больше увеличиваясь в размерах, пляшет Фаери... так вот кто сжёг замок! Это Фаери так "обогрела" путников...
Вокруг уже вовсю ревет пламя, летят искры, осыпая всё вокруг. Жар становится нестерпимым, но я продолжаю, заворожено смотреть на огонь, не в силах сдвинуться с места…

*
…Я стою по колено в прохладной воде, и жар пламени вокруг меня становится ласковым. Это греет полуденное солнце. Лучи серебрятся на бурунчиках маленьких волн, образующихся по верху камешков, лежащих на дне. Я опускаю руку в прохладные воды текущей реки и нашариваю что-то, что лежит на дне прямо у моих ног. Я поднимаю руку вверх и достаю со дна речки великолепный меч. Он сияет в лучах солнца, кидая золотистые блики, которые солнечными зайчиками метнулись по листве прибрежных деревьев. Я стою в реке и держу в руках старинный клинок, любуясь его совершенством. На рукояти начертаны какие-то старинные руны. Неожиданно даже для самого себя я начинаю читать их. И, что самое удивительное, я понимаю то, что там написано.
Это Гависандир, меч полуденной зари. И меня отчего-то совсем не удивляет тот факт, что полуденной зари не существует…
--Остановись! Кричит кто-то мне с берега. Мужчине к этому мечу прикасаться нельзя!
Я оборачиваюсь и вижу бегущую ко мне со всех ног девушку. Её золотистые волосы развеваются по ветру. Она бежит изо всех сил, но всё равно не успевает. Сияние клинка медленно, но неумолимо стекает на рукоять меча, добирается до моей руки и охватывает кисть жидким пламенем. Оно поднимается всё выше и выше по руке, добирается до плеча, ползёт к шее. Свет меркнет в моих глазах, я роняю меч обратно в реку и падаю лицом вниз…
Одновременно я вижу себя со стороны глазами бегущей ко мне девушки: парень, охваченный ярко-жёлтым пламенем, падает в мерно текущие воды реки. Внезапно я начинаю осознавать, что это я бегу ему на помощь, но не успеваю, на какие-то доли секунды…я невероятным образом превратился в эту светловолосую девушку.
Из реки навстречу мне поднимается, разворачивая крылья, огромное чудовище, похожее на птеродактиля. Кожистые крылья, уродливая морда с острыми как иглы зубами. С них стекает пенистая слюна, падает, шипя, в воду, распространяя вокруг отвратительный палёный запах. Это то, во что превратился парень, державший меч…
Чудовище кричит жутким, пронизывающим голосом, от его крика по телу пробегает мелкая дрожь. Я чувствую, как звенят в ушах барабанные перепонки, едва не лопнув. Монстр тяжело подпрыгивает, поднимает крылья, делает несколько натужных взмахов и поднимается в воздух. Разворачивается и летит прочь, к другому берегу реки. Оно летит неровно, толчками, с трудом поднимая и опуская крылья, скрывается в лесу, залетев под склонившиеся кронами деревья.
Я поднимаю меч, ловлю клинком луч солнца, стоящего в самом зените. Именно так, я знаю это твёрдо, нужно активизировать этот старинный артефакт. И вновь сияние охватывает меч, течёт вниз с клинка на мою руку. Но только теперь оно не обжигает, а приятно холодит, вливает фантастическую силу.
Меня окутывает жёлтое сияние. Оно превращается в золотые доспехи, которые плотно и мягко облегают моё тело.
С неба ко мне спускается золотисто-белый прекрасный крылатый конь. Его белоснежные крылья поднимают ветер, который гонит по реке волны, треплет и запутывает мои волосы.
Я прикасаюсь к этому чуду, глажу золотистую морду, и красавец-конь ласково прихватывает моё плечо бархатными губами. Я вскакиваю ему на спину, и мы несёмся с ним туда, где из-под склонившихся друг к другу аркой деревьев летят мне навстречу уродливые крылатые твари, брызжущие ядовитой слюной. Я рублю их мечом и они отлетают в разные стороны, отлетая бесформенными грудами. Я кричу что-то и рублю и бью их снова, только рука немеет, устаёт крушить их направо и налево…

*
--Чего это ты размахался?— Вдруг услышал я чей-то голос и в панике распахнул глаза. Надо мной навис колдун.
--Да так, -- ответил я, зевая,--сон приснился.
--Хорош дрыхнуть,--заявил он, снова бесцеремонно вытряхивая меня из кресла.
--Пора делом заниматься. Становись в круг.
—Эй, полегче,--возмутился я.— Хватит меня по полу валять! Тут пыльно
--Не препирайся, некогда. Времени осталось всего ничего. Становись сюда.
Я огляделся. По всей комнате были расставлены зажжённые свечи, на полу красовалась пентаграмма. Не совсем обычная, а состоящая как бы из двух, а то и трёх различных пентаграмм. К тому же она пестрела разноцветными значками, абсолютно мне непонятными. Зеркало было плотно занавешено, окна тоже. Таким образом, свет с улицы совсем не проникал в комнату, она освещалась только огнём свечей.
-- Долго я спал?— Спросил я, протирая глаза и направляясь к пентаграмме.
--Долго.— Ответил он. – Уже почти полночь. Ровно в двенадцать ты вырежешь УГА. Жаль, такой экземпляр, -- пробормотал он себе под нос,--пауки редко встречаются…вот тебе ножик.— Он протянул мне «ножик» размером с шашку, которыми когда-то рубились казаки.
--Когда он окажется вне тебя, ты должен обязательно его убить. Возможно, а скорее всего так и произойдёт, тебе будет жаль его убивать. Ведь вы с ним теперь одно целое существо. Но ты должен преодолеть себя. Помни, речь идёт о твоей жизни. Или он или ты. Когда вы разделитесь, других вариантов быть не может.
--Какие тут могут быть варианты?!— Возмутился я.
--Заткнись и слушай!— Сверкнул зелёным оком колдун. Я вздрогнул и поёжился.
--Некогда мне с тобой дискутировать, -- продолжал он. Ты должен вырезать его из руки и убить пока бьют часы. Я даже боюсь предположить, что будет, если ты не успеешь.
--А вы что будете делать? -- Спросил я.
--Увидишь,--проворчал он. И ещё. Не смей со мной разговаривать, а то всё испортишь. Как только я скажу, вырезай УГА. Из круга не выходи. Всё, начали.
Он отошёл в сторону, нарисовал вокруг себя ещё один круг, встал в него и принялся что-то читать вполголоса, поглядывая в свою книгу.
Я стоял в центре пентаграммы и тупо смотрел то на нож, то на свою руку. Паук стал совсем чёрным и как-то пульсировал. Он сильно увеличился в размерах, стал почти с апельсин и переместился на середину предплечья. Постепенно до меня начало доходить, что мне придётся вспороть себе этим ножом руку, так, что бы выковырнуть паука. Пот холодной струйкой потёк мне за шиворот.
Колдун продолжал монотонно читать что-то из своей книги.
Рука запульсировала болью. Паук зашевелился, словно забеспокоился. Свечи вокруг меня вспыхнули ярким пламенем. Я крепче сжал в руке нож. Я должен избавиться от этой гадости, чего бы мне это ни стоило!
Нервы мои были напряжены до предела, стрелка часов медленно ползла к двенадцати. Я приготовился к битве, ожидая сигнала. И всё же часы забили неожиданно. Колдун крикнул:
--Давай!
Я зажмурился и изо всех сил ткнул ножом себе в руку. Странно, но боли я совсем не почувствовал, хотя пропорол руку практически насквозь. Поняв, что не потеряю сознания от болевого шока, я немного успокоился и прорезал кожу на руке вдоль. Теперь моя рука напоминала кадры из знаменитого терминатора, только в ране вместо железных запчастей копошилось гипертрофированное насекомое. Паук вертелся, как червяк на крючке и мне никак не удавалось подцепить его. Скорее всего, чисто случайно мне всё же удалось зацепить его кончиком ножа, и он с противным звуком плюхнулся мне под ноги.
Последующие мои действия были непонятны даже мне самому. Я стоял с окровавленным ножом в руке и распоротым предплечьем, с которого густыми вязкими ручейками стекала на пыльный пол кровь. Тёмно-багровая в пламени свечей, она маслянистым пятном расползалась у меня под ногами. Я стоял и смотрел, как копошится в этой луже крови, беспомощно перебирая лапками, жалкий и безобидный маленький паучок… внезапно меня охватил необъяснимый приступ нежности к этому существу, жалкому и беспомощному. И это при моей-то антипатии к паукам! Это было невероятно, но мне казалось, что только я смогу, и не только смогу, но и должен ему помочь, спасти его. Мне хотелось прижать его к себе, успокоить, словно он был моим ребёнком. Я выронил нож и протянул к нему руки…
--Что ты делаешь, олух царя небесного?!!!— Услышал я чей-то голос. Я очнулся. Действительно, что это я делаю?! Я хотел поднять нож, но силы внезапно стали покидать меня. Бесконечно долго тянулся я к ножу, потом так же медленно и долго поднимал его. Ударить не смог. И снова выронил нож. Не знаю, чем бы всё это закончилось, если бы паук не начал вдруг расти.
Он увеличивался в размерах прямо на глазах, раздувался, набухал и вскоре стал похож на того паука, которого я видел в своём сне: полуметровым в высоту и почти два метра в диаметре. Паук встряхнулся, как собака после купания, отчего капельки крови, оставшиеся на его мохнатой спине разлетелись по всей комнате, и стремительно бросился на меня.
Именно это, я думаю, и вывело меня окончательно из оцепенения. Уж не знаю, как мне удалось нашарить на полу упавший нож, но он совершенно неожиданно как бы сам запрыгнул мне в руку. Я размахнулся и, собрав последние уходящие силы, воткнул его в мохнатую спину громадного чудовища, уже только отдалённо напоминавшего паука-тарантула. Паук дёрнулся, скрючил лапки и неожиданно затих. А я повалился рядом с ним на пол, краем сознания уловив последний удар часов…

Страшно?Это еще не конец))

Страшно интересно))) А продолжение?)

Очухался я сидя в кресле с перебинтованной рукой. Надо мной склонился колдун. Он прикладывал мне ко лбу ледяную повязку. И где он только взял лёд в этой дыре? Свечи были убраны, шторы на окнах отдёрнуты и в комнату проникал серый утренний свет.
--Очнулся?— Поинтересовался колдун. Ну и напугал же ты меня. Как увидел, что ты на него влюблёнными глазами смотришь,…но всё же ты молодец, успел на последнем ударе. Видать, кровь твоя помогла.
--А где этот чудовищный паук? Я хоть его убил?
--Убил, убил, --хищно оскалился колдун, сверкнув разноцветными глазами.-- Сейчас покажу, кого ты убил…--и он поднёс к моему лицу свой саблевидный нож.
Я даже сразу и не понял, что он мне показывает.
На кончике ножа, обняв его лапками, висел крошечный паучок, размером не больше знаменитой «косиножки». Я даже привстал от изумления:
--Но он же был громадный! Мне это что, показалось что ли?
--Не совсем,--ответил колдун, задумчиво разглядывая проткнутое насекомое. — Но вряд ли я смогу объяснить. У тебя недостаточно знаний, ты уж не обижайся. Это всё равно, что объяснять пятилетнему ребёнку основы кибернетики. Может, когда-нибудь мы с тобой ещё поговорим на эту тему.
Я пожал плечами. Какая разница? Самое главное, я жив и мне больше не грозит превращение в монстра. Или ещё в какую-нибудь пакость…
А колдун продолжал:
--Скоро тебе должны будут позвонить и пригласить на Верту.
--Куда? Удивился я.
--Так называется собрание угаверту.
--Шабаш, короче говоря, -- сделал вывод я. — Что-то не хочется, знаете ли.
--Пойдём туда вместе, -- не обращая на меня никакого внимания, сказал колдун. — Это будет твоей расплатой за извлечение УГА. Договорились?
Я кивнул.
--Не забудь, сказал он, настойчиво подал5кивая меня к выходу,--никто не должен знать, что ты вырезал УГА. То, что ты уже не угаверту, знаем только мы с тобой. Остальным это знать необязательно, к тому же, для тебя это небезопасно. Кстати, про то, что мы с тобой знакомы, тоже никому не распространяйся. И он вытолкал меня на улицу.
Дверь за мной с треском захлопнулась. Я машинально сделал несколько шагов, даже дошёл до калитки. Потом вдруг вспомнил, что даже не поблагодарил его. Я постоял немного возле ободранной дверцы, потом решительно повернулся и подошёл опять к входной двери и постучал.
Тишина. Я немного подождал, потом постучал сильнее. Ни звука. За спиной послышался шорох. Я вздрогнул и обернулся. Но это был всего лишь тот ж6е самый чёрный кот, который встретился мне вчера.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Странное животное. А глаза у него ну прямо как у того колдуна, разноцветные…может, это он и есть?
В глазах кота промелькнула усмешка. Или мне это только показалось? Вообще коты—животные загадочные. Я практически уверен, что они не разговаривают с людьми исключительно по причине глубочайшего к нам презрения. Кот оглядел меня с ног до головы и гордо удалился, покачивая кончиком хвоста. Я снова постучал в дверь. Никакого ответа. Потоптавшись немного на пороге, я осторожно толкнул дверь и заглянул внутрь.
За дверью ничего не было. Ничего и никого. То есть там, конечно, кое-что было. Да, пыль, паутина и мусор. Ни зеркала, ни свечей, и колдуна в кресле, и кресла тоже не было. Я ошалело оглядывался по сторонам и не верил собственным глазам. Ровно минуту назад всё здесь выглядело по-другому! Я дотронулся до повязки на руке. Повязка была. Да что я, в конце концов, лунатик, что ли?! Мысли в голове путались. Я уже точно не знал, приснилось это всё мне или нет,…а как же рана на руке? Я принялся лихорадочно разматывать бинт.
Если мне всё это приснилось, думал я, то раны на руке не будет, а если…и вот бинт уже валяется на пыльном полу под ногами. Я посмотрел на руку. Так и есть: никакой раны. Но я же только что сам располосовал себе руку ножом, чтобы избавиться от паука…или нет? Для достоверности я ощупал предплечье. Вроде ничего. Мистика какая-то…сумасшествие. Я в сердцах плюнул на пол и пнул бинт ногой. Что-то звякнуло. Я нагнулся и вытащил из кучи мусора большой блестящий нож. Это был он, тот самый нож, которым я вырезал паука, то есть УГА.
Вот тут я всерьёз начал сомневаться в ясности моего рассудка. С тех пор как я попал в ту жуткую аварию, моя жизнь превратилась в сплошной кошмар. И что самое ужасное, не только во сне, но уже и наяву…может, я просто в коме и мне всё это чудится? Я рассеянно повертел перед глазами нож, потом отбросил его подальше. Бред какой-то. Ну всё, хватит, пора отсюда убираться.
Выйдя из дома на свет Божий, я снова взглянул на свою руку, чтобы ещё раз удостовериться, что всё это просто сон. Однако то, что я увидел, никакого успокоения мне не принесло, скорее наоборот, ещё больше всё запутало. Раны на руке не было, зато там красовался тонкий белый шрам. Он тянулся от кисти до локтя, именно в том самом месте, где я резал, стараясь избавиться от паука,…а на запястье по-прежнему был выколот маленький паучок, сидящий в центре паутины.

Добравшись до дома, я первым делом уничтожил все съестные запасы из холодильника. Почему-то жутко хотелось есть. Чувствовал я себя так, словно недели две не прикасался к еде. Часы не стене показывали половину седьмого утра, деда дома не было, наверно, опять где-то шляется.
Я немного подумал, потом сделал себе ещё два трёхэтажных бутерброда и пошёл в зал. Уютно устроившись в кресле, я включил телевизор. Там начиналась какая-то утренняя передача. Симпатичная ведущая приветливо улыбнулась в камеру и сказала:
--Доброе утро, дорогие друзья. Я рада встретить с вами начало новой недели. Сегодня понедельник, шестое сентября.
Она ещё что-то говорила, но я уже не слышал. Бутерброды мои благополучно осыпались на пол, но я и этого не заметил. Сидел и как дурак, продолжал тупо пялиться в телевизор.
Дело в том, что вчера, когда я пошёл к этому колдуну, было ещё тридцатое августа! И это абсолютно точно, я ещё газету покупал. Куда подевалась целая неделя?! Может, мне показалось? Газета! Она ведь до сих пор должна быть у меня в кармане куртки. Я вскочил и рванул в коридор. Вытащил из куртки смятые газетные листы и развернул. Так и есть. Тридцатое августа! Я снова посмотрел на телевизор. Маленькое окошко в левом нижнем углу экрана высвечивало число, месяц, день недели и время. Шестое сентября, …а отпуск у меня кончается десятого.
Что же такое происходит? Я протёр глаза и ещё раз осмотрел газету. То же самое…
Пока я тупо пялился то на газету, то в телевизор, в двери завращался ключ и в квартиру ввалился дед. И тут же, прямо с порога накинулся на меня чуть ли не с кулаками:
--Ты где пропадал целую неделю?! – Кричал он. – Я чуть с ума не сошёл! Уже дух твой вызывать собрался, думал, нет тебя…
--Дед, -- попытался вставить слово я. – я был там, куда ты меня вчера послал.
--Не понял,--немного остыв, сказал дед.--- Вчера? Не вчера, а неделю назад! Где ты…
--Дед! Для меня это было вчера.
--Погоди. Но тебя не было ровно неделю.
--Это я уже понял. Н6е могу только понять, каким образом для всех прошла неделя, а для меня только ночь. И, между прочим, у меня отпуск через четыре дня кончается.
--Причём тут твой отпуск?
--Это как это: »причём»? – Возмутился я.— Целая неделя пропала неизвестно куда!
--Да шут с ним, с отпуском! У тебя всё в порядке? Богомол помог тебе?
--Кто?— Удивился я.
--Ну тот, к кому ты ходил,-- нетерпеливо уточнил он.
--А почему богомол?
Дед, похоже, начал злиться:
--Стас, прекрати! Рассказывай немедленно, что там у вас произошло!
--Ладно,-- смилостивился я, -- слушай.
Я рассказал ему всё от начала и до конца. Не успел я закончить, как зазвонил телефон. Я вздрогнул, дед тоже подскочил на месте. Некоторое время мы смотрели друг на друга, потом дед сказал:
--Может, снимешь трубку?
Я очнулся и подошёл к телефону, который продолжал всё это время душераздирающе трезвонить. В трубке защебетал звонкий девичий голосок:
--Как дела, паучок?
Я сказал:
--Кого вам нужно?
В ответ послышался звонкий смех:
--Не валяй Ваньку, паучок. Тебя нам нужно, тебя.
--Кто это?--зашипел дед. Я прикрыл трубку ладонью и ответил:
--Похоже, те, кто устроил мне последнее приключение.
--Веди себя так, как сказал Богомол, ну, отвечай же!
--Так как твои дела, паучок,--продолжал настаивать голос в трубке. Выжил?
--Почему ты его зовёшь богомолом?--спросил я деда. Дед замахал на меня руками. Я невольно улыбнулся и сказал в трубку:
--Выжил.
Голос на другом конце провода снова рассмеялся.
--Ну тогда приходи сегодня в полночь к старой церкви у реки. У нас будет потрясающая вечеринка. Придёшь?
--Приду,-- ответил я.
Дед сделал страшные глаза и принялся теребить меня за локоть. Я нетерпеливо отмахнулся от него.
--Не опаздывай, паук, хозяйка ждать не привыкла,-- уже без тени смеха сказал голос.
--Какая хозяйка? – Удивлённо спросил я, но на другом конце уже повесили трубку и в ответ мне слышались только короткие гудки. Я осторожно положил трубку на рычаг.
--Что, -- теребил меня дед. Что тебе сказали? Говори!
--Ты же вроде мысли читаешь…
--Стас!!!
--Ну хорошо, не кричи. На вечеринку меня пригласили.
--Это у них шабаш, наверное. Когда?
--Сегодня ночью. В двенадцать. Что мне делать?
Дед задумался. Потом сказал:
-- Сходи к Богомолу, предупреди его. А постараюсь вас подстраховать, дело, похоже, серьёзное. Так просто они от тебя не отвяжутся.
--Но, дедуль! Я же тебе говорил, когда я от него уходил, его там уже не было! Такое впечатление, что там вообще никто никогда не жил. Вдруг его там нет? Была охота— мотаться туда-сюда! Я устал. Я ничего не понимаю! Куда он мог подеваться за несколько секунд, пока я шёл до калитки? И вообще, мне всё это порядком надоело. Сначала эти сны, потом демон, теперь ещё эти, как их, угаверту…я запутался.
--Честно говоря, Стас, я и сам ничего не понимаю. Но в данной ситуации это не имеет никакого значения. Просто забудь об этом. А насчёт того, что ты его не застанешь, можешь не волноваться. У меня есть способы вызвать его тогда, когда надо мне. Главное, сходи к нему, а об остальном я позабочусь. И он моментально испарился.
Я повздыхал ещё немного, потом начал натягивать ботинки. Идти совсем не хотелось. Но, похоже, придётся.
Через некоторое время я снова стоял напротив полуразрушенного дома, в котором обитал Богомол. Я толкнул калитку, приблизился к входной двери и остановился. Не верилось, что там, за дверью кто-то есть. Осторожно толкнув дверь, я вошёл. Перед глазами предстала привычная картина: зеркало, свечи, напольные часы и сидящий в кресле колдун. Вид у него был такой, словно в ближайшие дня два он из него и не вылезал. Чудеса, да и только!
-- Здравствуйте, --сказал я.
-- С чем пожаловал ?! спросил он. Интересно, почему он никогда не здоровается? Кто же он такой на самом деле? Надо будет спросить у деда.
--Мне сегодня позвонили,-- сказал я, -- и пригласили на какую-то вечеринку. Я думаю, это те, кто сделал мне наколку. Это в старой церкви, что у речки, в полночь.
--Замечательно,-- потёр руки колдун. – всего неделя прошла, а они уже зашевелились!
--Кстати,-- перебил я его, -- это для всех прошла неделя, а я только сегодня утром от вас ушёл.
--Да что ты говоришь! изумился колдун, только как-то фальшиво.
--Может вы мне как-то объясните этот феномен,-- мрачно сказал я,-- потому что мой рассудок может не выдержать таких потрясений и я, наконец, сойду с ума. И я почти уверен, что если это, не дай Бог, произойдёт, то я вряд ли смогу быть вам полезен.
Богомол ухмыльнулся. Помолчал немного и, вероятно разнообразия ради, решил ответить на мой вопрос.
--Дорогой мой мальчик,-- сказал он снисходительно. Боюсь, если я это тебе начну объяснять, то ты сойдёшь с ума гораздо быстрее. Не торопись, ты всё узнаешь в своё время. А сейчас слушай меня очень внимательно и запоминай. Подойдёшь к церкви без четверти двенадцать и обязательно меня дождёшься. Заходить туда будем вместе. Татуировку можешь всем демонстрировать, а вот шрам никому не показывай ни в коем случае. Его никто видеть не должен. Особенно тот, кто всё это затеял. Хорошо было бы узнать, кто это, было бы намного легче…
После этой, такой длинной для него тирады, Богомол замолчал. Я испугался, что он снова вырубился, причём надолго и поспешно сказал:
--Я думаю, это та, кого они называют «хозяйка».
--Да? – заинтересовался колдун. – Это уже что-то! Хорошо, что ты сказал мне об этом. Ты всё понял, что я тебе говорил, ничего не перепутаешь?
-- Не перепутаю. Только вот никак не пойму, я-то вам зачем?
--Всё узнаешь в своё время. Иди домой.
Почти против своей воли я развернулся и вышел на улицу. Словно меня вытолкала из дома какая-то невидимая сила. Я шёл по улице и думал: на кой ляд это всё мне сдалось? Может, послать этого Богомола с его заморочками куда подальше? Я из-за него целую неделю потерял. Конечно, он мне помог, и здорово помог, но ведь дед говорил что-то вроде того, что сам Бог7омол ему что-то должен. Почему я должен ещё что-то делать? И так чуть не погиб. И вот теперь снова куда-то втянуть хотят. Зачем вообще мне туда идти? Меня же моментально раскусят на этом сборище! Причём не исключено, что в буквальном смысле…
Когда я входил в свою квартиру, решение уже было принято окончательно. Я никуда не иду. Однозначно. Осталось всего несколько дней свободы. А потом мне снова придётся ходить на работу. Хотя работа моя мне нравилась, но я просто-напросто не чувствовал себя отдохнувшим. Эти четыре дня надо использовать на всю катушку. Может, со Светкой помириться? Что-то я совсем забыл про неё в этой суматохе…точно! Завтра еду к неё! А сейчас—спать!
С такими мыслями я завалился на диван, твёрдо решив проспать, по крайней мере, до полудня.
*
Просторная комната, залитая мягким светом, свисающие с потолка занавеси. Лёгкие, полупрозрачные, почти невесомые. Кажется, что они парят в воздухе. Их тихонько колышет тёплый ветерок, залетающий в открытое окно.
Посреди комнаты стоит невысокое, но очень шикарное ложе под прозрачным, вышитым золотом покровом. Чёрный блестящий атлас, которым оно покрыто, слегка колышется, словно скрывает под собой нечто тонкое, гибкое и … смертельно опасное.
В комнату стремительно входит человек. Это молодой, широкоплечий воин. Почти целиком он закован в сверкающие латы, только ноги затянуты в кожаные штаны, заправленные в высокие сапоги, да из-под нагрудных лат выглядывают рукава и ворот кожаной рубахи. В ножнах на бедре висит меч, за отворотом сапога торчит рукоять кинжала. В руке воин держит небольшой свёрток.
Человек снимает шлем и нерешительно оглядывается кругом, словно ищет что-то. Он довольно красив, лицо мужественное, синие глаза, пшеничные волосы, коротко подстриженные под шлем и небольшая бородка того же цвета.
--Я принёс тебе то, что ты просила, царевна,-- произносит он, нервно обводя глазами комнату.
Покрывало на кровати вновь шевельнулось и на миг обрисовало контур соблазнительного женского тела. Из-под мягко струящейся ткани вынырнула женская головка.
Безукоризненные черты лица, яркие сочные губы и глаза…за такие глаза лично я отдал бы что угодно…бездонные, тёмные, мерцающие, в обрамлении густых пушистых ресниц. Чёрные волосы с не обычным фиолетовым отливом стянуты на затылке и спускаются вниз густой тёмной гривой, почти сливаясь с тканью покрывала.
Воин не отрываясь смотрит на нее. Покрывало скользит вниз по очаровательной женской шейке. Сейчас откроется прелестное плечо…в этот момент лицо воина искажает гримаса отвращения. Вместо того, чтобы плавно переходить в прелестное тело, шея девушки продолжает появляться из-под покрывала. И я, наконец, начинаю понимать, что скрывал под собой чёрный атлас. Это была огромная змея, чудовище с женской головой.
Длинное гибкое тело плавно изгибаясь стекает вниз с ложа и зигзагами приближается к воину. Тот невольно делает несколько шагов назад. Поняв, отчего он так шарахнулся, змея зашипела в гневе. Из пленительных уст выскочил и снова пропал тонкий раздвоенный язычок. Прекрасное лицо исказила такая всепоглощающая злоба, что воин почувствовал каждой клеточкой своего тела. От ужаса, который внушала ему эта змея, он побледнел и покрылся холодным потом. Вероятно, даже в смертельной схватке он не испытывал никогда такого страха, смешанного с отвращением.
Глаза змеи яростно сверкнули и сузились в вертикальный зрачок, холодный взгляд приковал воина к месту, гипнотизируя его:
-- Принёс-с-с? – прошипела змея.
-- Да,-- запинаясь, произнёс воин, -- но это не всё, что ты просила, царевна,-- добавил он вполголоса.
Но змея не обратила на его последние слова никакого внимания.
--Покаж-ж-жи! нетерпеливо шипела она.
Воин положил мешок, который принёс с собой, на пол перед ней. Чудовище ринулось к свёртку и принялось рыться в нём, раскидывая ткань, в которую
было завёрнуто то, что было так ему необходимо.
Воин смотрит на всё это с удивлением и каким-то странным омерзением. Змея, между тем, полностью скрылась под тканью. Куча тряпья на полу на миг замерла, затем медленно начала подниматься вверх. Воин продолжает наблюдать. Создавалось такое впечатление, что. Если бы он мог, то бежал бы из этого места без оглядки. Люди мужественные и отважные, каким, несомненно был этот воин, порой теряются перед лицом сверхъестественного.
Ткань продолжает подниматься. Вот она стала уже высотой с самого воина, скользит вниз и открывает взору пленительное девичье тело. Гладкая, оливкового оттенка кожа, она словно из бархата, так и манит прикоснуться. Точёное стройное тело, высокая полная грудь…само совершенство! Змея добилась своего: приняла облик прекрасной женщины.
Закончив превращение, она сладко потянулась, гибко выгнулась и открыла дивные глаза. Пухлые губки дрогнули и раздвинулись в улыбке. Молодой воин, позабыв обо всём на свете, восхищённо её разглядывает. Похоже, он совсем забыл, кем, или чем на самом деле, только что была эта прекрасная женщина.
Она смотрит ему прямо в глаза. Раздвоенный язычок вновь выскакивает из её рта и пропадает. Но воин ничего не замечает. Словно завороженный, он делает шаг ей навстречу, второй…пылко хватает её на руки, подняв, словно пушинку, несёт к ложу, на атласные чёрные простыни.
Девушка засмеялась громко и торжествующе, обвила его шею руками…
…Два тела переплелись на ложе и двигаются одновременно в ритме, уносящем обоих к вершине наслаждения…
Странно, но я мог чувствовать одновременно то, что ощущали они оба: мужчина и женщина. Это было нечто непередаваемо удивительное.
Необузданная и всепоглощающая мужская страсть, переходящая в пик высшего наслаждения. Взрыв чувств и торжество плоти…и одновременно ненасытная жажда женщины, до такой степени сильная, что даже вулкан извергающегося мужского семени не в силах погасить её…и как раз в этот момент всё и произошло.
Мужчина продолжал и продолжал содрогаться в оргазме, а женщина, или это существо в её обличье, словно пила его наслаждение и никак не могла насытиться. Она поглощала его оргазм, словно вампир, пьющий кровь, словно пиявка обхватила она его своим телом, и всем телом впитывала его в себя… это продолжалось несколько бесконечно долгих минут, пока жизнь не оставила его…
Столкнув с себя бездыханное тело, женщина застонала. Её жажда не была удовлетворена полностью. Никто и ничто на свете не могло утолить её жажды. Это было её оружием, ибо никто на свете не мог противиться её силе. Ни один мужчина и ни одна женщине не могли устоять перед ней. Но это было и её проклятием: она была навечно обречена испытывать эту всепоглощающую жажду и не была в силах полностью её удовлетворить.
Да, это была она, Лилит, та самая Лилит, первая женщина Адама, которую он отверг. Она была проклята в незапамятные времена, и теперь жила на свете, терзаемая низменными инстинктами и разрывающими её страстями…Лилит, покровительница насекомых и пресмыкающихся…
Она опускает прелестные ножки с кровати, где бесформенной грудой лежит некогда сильный и молодой воин, поднимается и вдруг, покачнувшись, хватается рукой за горло. Её прекрасное лицо вновь искажается всепоглощающей злобой. Издав крик яростного разочарования, она падает на пол возле ложа и начинает корчиться, словно от нестерпимой боли. Её руки срастаются с туловищем, ноги переплетаются друг с другом, тело вытягивается, извиваясь кольцами. Она вновь превращается в ужасную тварь с телом змеи и головой человека.
Вероятно, того, что принёс молодой воин, не хватило надолго. Даже его жизненная сила не способна была вернуть Лилит человеческий облик. А он так ей необходим, чтобы пить наслаждение мужчин и женщин, этих ненавистных ей существ, без которых даже она не смогла бы прожить долго…и она снова закричала страшно, с надрывом, забилась скользким змеиным телом в приступе злобного бешенства…

Ничего себе... Жестоко. Ошалеть однако "сны". А дальше?

*
Я подскочил на кровати. Уже в который раз я так просыпаюсь?
Всего лишь сон, но какой яркий! Раньше я просто был как бы посторонним наблюдателем, а сейчас… я мог чувствовать всё, что испытывали те, кого я видел, это было просто невероятно.
За окном всё ещё было темно. Вероятно, я проснулся среди ночи. Несмотря на это, я словно сомнамбула, пошёл в ванну, промыл глаза и начал одеваться. Всё происходило так, как будто я ещё спал. Время тянулось удивительно медленно. Опомнился я только тогда, когда уже стоял напротив полуразвалившегося здания старого храма у реки.
Что я здесь делаю?! Я уже повернулся, чтобы уйти, когда почувствовал чье-то присутствие. Кто-то ещё был тут. Я нервно обернулся и встретился взглядом с разноцветными глазами колдуна.
--Пошли, -- сказал он. – Уже пора. Осталось всего десять минут до начала.
И, не оборачиваясь, быстрым шагом пошёл в сторону церкви. Я немного помедлил, а потом двинулся за ним, как зомби.
Снаружи церковь выглядела так, словно побывала в бомбёжке. Потемневший от времени красный кирпич, деревья на чудом сохранившейся крыше. На стенах кое-где виднелись следы штукатурки. По углам кирпич обвалился, осыпался на землю оранжевой крошкой. Проёмы окон зияли выбитыми рамами. Осколки мозаичного стекла, словно чьи-то клыки, торчали по краям оконных проемов.
Мы вошли внутрь. И я буквально остолбенел. Помещение, в которое мы попали, было залито ярким светом и, насколько я мог судить, по площади намного превышало размеры церкви, в которую мы вошли. Зал был полон людей. Одеты они были так, словно находились на какой-нибудь светской вечеринке. И вели они себя соответственно: смеялись, переговаривались, пили что-то из высоких бокалов. Где-то играла негромкая ненавязчивая музыка, в воздухе витал тонкий аромат духов и дорогих сигарет. В ушах стоял негромкий гул голосов, шелест платьев и мелодичный звон бокалов.
Я стоял и смотрел на всё это раскрыв рот от удивления. Признаться, я ожидал увидеть нечто вроде сборища монахов в балахонах с капюшонами или перевернутые кресты на алтаре, но никак не то, что увидел. Колдун, шедший впереди, видимо, почувствовал, что я остановился. Он подошел ко мне и хлопнул меня по плечу.
-- Ты что замер? – спросил он.
-- А? – умно спросил я.
--Рот закрой, говорю, - проворчал он, - спалишь нас!
Я последовал его совету. И как раз вовремя. В нашу сторону направлялась парочка субъектов весьма угрожающего вида. Это были молодцы размером с семь на восемь (примерно) метров с торчащими из могучих плеч маленькими головами. Лица у них были весьма „высокоинтеллектуальными”: налитые кровью малешенькие глазки, массивные челюсти и узенькая полоска лба над сурово сдвинутыми бровями. Детинушки были побриты наголо и обнажены до пояса, являя миру великолепно накаченные торсы. На предплечье левой руки у каждого красовались выколотые очень художественно большие скорпионы.
-- Пропуск, -- изрек один из них, хватая меня за плечо. Плечо от такого обращения моментально заныло и онемело.
-- Чего?! – изумился я.
-- Руку ему покажи с татуировкой, -- зашипел мне на ухо колдун.
Бугай слегка меня тряхнул. В голову почему-то зазвенело. Я покосился на клешню, схватившую меня, повёл плечом, стряхивая её прочь. Потом резким движением сунул ему свою левую руку прямо под нос:
--Меня пригласили, болван!
Верзила тупо уставился на мою руку. Пауза начала затягиваться.
--Не видишь, что ли?— разозлился я. Детинушка перевёл мутноватый взгляд на моё лицо. Я понял, что мыслительный процесс явно был для него мучителен.
--Проходи,-- наконец изрёк он. – Ты,-- он перевёл взгляд на колдуна. – Пропуск.
Богомол ухмыльнулся и протянул для осмотра руку. Его татуировка изображала какое-то насекомое, сплошь состоящее из палочек и зазубринок. Кажется, оно называется «богомол». Так вот почему его дед Богомолом зовёт!
Второй из детин схватил его за руку и принялся рассматривать её. Потом поспешно отступил, глядя на него со странным изумлением. Оба стража переглянулись и почтительно склонились перед колдуном, опустившись на одно колено и опустив вниз бритые головы.
Челюсть моя вновь медленно поползла вниз. Но Богомол глянул на меня так, что я перепугался и немедленно её захлопнул.
--Проходите, -- пригласили нас „скорпионы”.
Колдун снисходительно кивнул и пошёл вперёд, ткнув предварительно меня локтем в бок. Я потёр ушибленное место и поплёлся за ним. Ну зачем он меня сюда притащил? Судя по тому, как его тут приняли, он и сам здесь фигура не маленькая. А если кто-нибудь заметит мой шрам во всю руку?...
Мы проталкивались сквозь толпу. Богомол шёл сосредоточенно, словно стремился к какой-то определённой, одному ему известной цели. Я же просто глазел по сторонам и старался не отставать. Природное любопытство вновь вытеснило все мои сомнения и страхи.
А посмотреть там было на что. Женщины в шикарных туалетах, красивые, холёные. Мужчины во фраках, дорогая обстановка, золочёные занавеси...
Всё переливалось и сверкало в ярком свете, струившемся отовсюду. Словно попал в сказку. Мой скромный костюм совсем не подходил под эту шикарную обстановку. И уж совсем не вязался с ней вольный наряд Богомола с его джинсами и кроссовками.
Внезапно колдун остановился, вероятно, найдя то, что искал.
--Оставайся здесь, -- сказал он, -- только будь предельно осторожен, не забывай, где находишься.
-- А где я нахожусь?-- с интересом оглядываясь по сторонам, спросил я. – Тусовка какая-то... ну прямо бомонд!
--Не смешно. Ты постарайся ни с кем тут не разговаривать. А то ляпнешь что-нибудь не то. И никому не показывай шрам, понял?
--Да понял уже.
--Всё, я пошёл. – И он скрылся за дверью, почти незаметной в полутьме ниши, где она находилась.
Я снова огляделся по сторонам. Все кругом были заняты друг другом. Очевидно, они были все хорошо знакомы. Я с удивлением заметил невдалеке пару знаменитостей, весело болтающих друг с другом. Они что, тоже угаверту? Милое дело. Я прясел на один из шикарных диванчиков, стоячих возле стены и принялся наблюдать.
Люди улыбались друг другу, собирались небольшими группами по три-четыре человека, произносили какие-то тосты, пили из красивых тонких бокалов нечто искристо-золотистое. Женщины радостно кидались друг к другу при встрече, фальшиво улыбались и расцеловывались, прикасаясь щеками. Мужчины курили сигары, стряхивая пепел в стоявшие повсюду серебряные с виньетками пепельницы на высоких ножках. Присмотревшись, я понял, что они все находились в состоянии какого-то нервного напряжения, они явно чего-то ждали. Чего-то такого, что должно было в скором времени произойти. Я достал сигареты и прикурил.
Возле моего диванчика остановилась девушка.
--Вы здесь впервые? спросила она, мило улыбаясь.
--Неужели это так заметно? машинально ответил я.
--О! Новиков всегда видно. Ну и как вам тут нравится? не отставала она.
-- Да вроде ничего,-- осторожно ответил я, переводя взгляд на неё. Девушка была очень юная, почти ребёнок, очень утончённая и красивая. Интересно, в какую пакость она превращается?
Девушка грациозно опустилась на диванчик рядом со мной. Достала из маленькой, похожей на косметичку сумочки тонкую длинную сигаретку с золотым ободком. Изящно наклонилась ко мне, прикоснувшись к ней губами. Я поднёс ей зажигалку. Она затянулась и, выпустив ароматный дымок из пухлых губок, снова улыбнулась.
Я уже откровенно её разглядывал. Девушка была не просто симпатичная, она была настоящая красавица. Правильные черты лица, можно сказать, классические, аристократичные. Большие карие глаза с миндалевидным разрезом, тонкие чёрные брови. Блестящие каштановые волосы уложены в высокую причёску. Минимум косметики: немного туши на ресницах. Да губы слегка тронуты помадой. Если не присматриваться – вроде бы и не накрашена. Платье простого покроя, но явно из дорогой, переливающейся голубовато- зеленоватой ткани. Оно выгодно подчеркивало её точёную фигурку. Очень элегантная и изысканная молодая женщина.
--Как вас зовут, если не секрет? – спросил я.
--Эльвира, -- ответила она кокетливо.
--Какое необычное имя, -- вполне искренне удивился я, -- никогда не встречал девушек с таким именем.
-- Да, имя довольно редкое, -- согласилась она, -- а вас как зовут?
--Станислав.
-- О! Ваше имя тоже необычное! Кажется, польское?
--Вроде бы… а Вы, вероятно, уже не в первый раз на таких вечеринках?
--О! Конечно! И мне очень-очень нравится! Вы, простите, кто будете?
--Я? – наверно, недоумение моё было слишком явным. – Я? В каком смысле? – наконец выдавил я.
Она засмеялась.
-- Ну как в каком? Покажите руку. О! Какая прелесть! Паучок! Вы знаете, у нас пауки – редкость. Мало кто выдерживает трансформацию. А потом, всех хищников Лили к себе забирает, ну прямо поговорить не с кем,-- она обиженно надула очаровательные губки.
-- Забирает к себе?
-- Ну да, в охрану.
-- А что, охране нельзя разговаривать? – ляпнул я и испугался. Дурацкое это моё любопытство! Когда-нибудь я нарвусь…но Эльвира снова задорно рассмеялась.
-- Нет-нет, что Вы! Просто им вечно некогда и Ли никого надолго не отпускает. – Она кокетливо помахала сигареткой. Тонкий ароматный дымок взвился змейкой. – Но это всё ерунда. Скоро начнётся верту. И мы с Вами позабавимся на славу. Скажу Вам по секрету, -- она доверительно склонилась ко мне, -- здесь полным-полно мух.
-- Что-то я не заметил. Оглядываясь по сторонам ответил я. Какие ещё мухи? О чём это она?
-- О! Вы скоро всё-всё узнаете! Вам непременно понравится! Держитесь поближе ко мне, -- и она снова затянулась своей сигареткой.
-- А что происходит на верту? – осторожно спросил я.
-- О! так Вы совсем ничего не знаете! Как мило, что мы с Вами познакомились, я всё-всё Вам расскажу! Только не отходите далеко. Вот, как Вы думаете, сколько мне лет? – неожиданно спросила она.
Я опешил. Кто их знает, этих женщин, как себя с ними вести?! Вечно как спросят… вот что ей сейчас ответить?
-- Ну, -- замялся я, -- сложно сказать…
На самом деле больше восемнадцати я бы ей не дал, но кто знает, может, ей на год- два меньше, ещё обидится…
--Говорите, я не обижусь, -- мило прощебетала она, словно мысли прочитала. – Всё равно не угадаете.
--Восемнадцать, -- сказал я.
Она снова рассмеялась. Громко, искренне, запрокинув назад хорошенькую головку и демонстрируя точёную шейку и белоснежные зубы.
--Надеюсь, -- сказал я, немного удивлённый такой реакцией, -- я вас не обидел?
--О нет. Что вы! В таком возрасте я только попала на верту.
Я облегчённо вздохнул. Кажется, угадал. Но она продолжала:
-- Это было около сорока лет назад. Я тогда,…-- говорила она мечтательно, но я уже не слушал.
Я вылупил глаза. И не смог сдержать изумлённого возгласа, как ни старался.
Сорок лет назад?! Ей что, пятьдесят восемь, что ли?! Не может быть! Пластическая операция? Или она врёт?
Эльвира замолчала на полуслове и снова залилась звонким смехом. Потом погасила сигаретку в стоящей рядом с диванчиком красивой резной пепельнице и, откинувшись на спинку дивана, произнесла:
-- Да-да. Вечная молодость – одно из прелестей угаверту. Вы оцените это довольно скоро, через несколько десятков лет. Вы не представляете, как это замечательно – всегда оставаться молодой! Все мои одногодки давно превратились в старых кошёлок с кучей писклявых внуков, комплексов и проблем. Одни ещё как-то пытаются поддерживать свою увядшую красоту, а другие, -- её личико скривилось от отвращения, -- другие даже не пытаются следить за собой и постепенно превращаются в старух! Дряхлеют прямо на глазах! она ослепительно улыбнулась.
Я невольно поежился. Эта девушка…женщина, уже и не знаю как её называть…но она начинала меня настораживать.
-- А мне даже не приходится прилагать никаких усилий, чтобы выглядеть так, как сейчас! Что скажете? – она кокетливо повела плечиком.
-- А дети у Вас есть? – спросил я и тут же пожалел об этом. Она посмотрела на меня так, что я сразу понял нелепость своего вопроса.
--Какие ещё дети?! – возмутилась она. – Дети нужны тем, кто стареет, а я никогда не состарюсь! Это жалким людишкам нужны продолжатели их никчёмного рода. Чтобы было кому закопать их в землю! Чтобы кто-то остался после них. Потомство, продолжение рода… фи, какая скука! – её губки скривились, словно она съела нечто отвратительное. А роды! продолжала она. – Вы себе не представляете, какие боли испытывает женщина при родах! Прямо-таки адские! А некоторые даже умирают. Какая ужасная смерть! Тебя убивает существо, которому ты даешь жизнь! Это ужасно! Нет, это не для меня.
--А как же радость материнства? не выдержал я.
--Фи! Всё это сантименты! Нет никакой радости материнства! Есть облегчение оттого, что кончилась, наконец, эта ужасная боль, разрывающая твоё тело на части…
Она ещё долго разглагольствовала в том же духе, но я старался не прислушиваться. Не перебивал и вопросов больше не задавал. Всё и так было предельно ясно. Да и что я мог бы ей сказать? Переубеждать? Как она может жить с таким мировоззрением? Я всё больше испытывал к ней нечто вроде омерзения.
К нашему диванчику подошёл молодой стройный мужчина с тремя бокалами в руках. Меня обдало густым ароматом коньяка. Мужчина, как и большинство присутствующих здесь представителей сильного пола, был одет в чёрный фрак. Красивый, темноволосый, с ослепительной белозубой улыбкой. Он слегка поклонился и произнёс бархатным баритоном:
--Вы разрешите, молодой человек, угостить Вас и Вашу даму пуншем? Потрясающий напиток, и как нельзя лучше подходит для знакомства. Вы ведь здесь впервые, не так ли?
--Да, -- ответил я, немного привстал и поклонился ему в ответ. – Безусловно, окажите мне честь, присаживайтесь.
Мужчина протянул один из бокалов Эльвире, второй отдал мне и, грациозно откинув полы фрака прямо-таки спланировал на диван.
--За Единение! – провозгласил он и протянул ко мне руку с бокалом. На его запястье красовался вытатуированный клоп. Меня передёрнуло от отвращения, но я каким-то образом сумел сдержаться и даже улыбнулся ему в ответ. Осторожно покосился на руку Эльвиры, стараясь разглядеть её татуировку. У неё был наколот паук, немного не такой, как у меня, и без паутины. Эльвира ослепительно улыбнулась и, подхватив тост, единым глотком осушила свой бокал. Потом доверительно склонившись ко мне, прошептала мне не ухо:
--Гоните отсюда этого субъекта, а то он нам всех мух распугает!
--Что? – не понял я.
--Ну, мух, понимаете? Этот паразит так воняет, что даже мухи разлетаются. Надо же нам что-то есть? После верту просыпается такой аппетит!
Мне стало плохо. Я уставился на неё с нескрываемым ужасом. К счастью, она не заметила, потому что смотрела в другую сторону. Я проследил за её взглядом и заметил некоторое шевеление там, куда ушёл Богомол. Клоп, тем временем, расправившись со своим пуншем, спросил:
--Обожаю пунш, хотя свежая кровь, несомненно, гораздо вкуснее, не правда ли?
Я чуть не вскочил с дивана. А что, если он решит моей кровью полакомиться? Сглотнув образовавшийся в горле комок, я кивнул. На большее в данный момент я был просто не способен.
Время уже близилось к полуночи, было без двух минут двенадцать и я начал беспокоиться. Куда подевался мой колдун? Пора бы ему уже появиться, а то бросил меня тут среди чудовищ, причём скорее чудовищ в душе, а не судя по внешнему виду. С этим как раз всё было пока в порядке. Даже больше того: все красивые, молодые, лощеные, аж до омерзения…
Эльвира порывисто вскочила и указав рукой в сторону той двери, за которой скрылся Богомол, закричала:
--О! смотрите! Уже начинается!
Дверь в нише была открыта. Из неё почему-то валил дым, или пар, что-то в этом роде. Я невольно заинтересовался. Что за дешевые трюки?
Из тумана появились двое обнажённых по пояс парней, наверно, тоже охранники, потому что размерами они не уступали тем, что встретили нас у входа. Они встали по обе стороны от дверного проёма, приняв позу ожидающих титанов: руки на груди, ноги врозь, головы опущены вниз. После этого они принялись обводить зал исподлобья мутными красноватыми глазками. Ну прямо шоу какое-то!
Люди в зале перестали переговариваться между собой и все, как один, повернулись в их сторону. Из дверей появилась женская фигура в длинном темном платье. Разрез на груди опускался чуть ниже пупка и почти целиком открывал взору пленительное смугловатое тело. Волосы женщины были стянуты на затылке в «хвост» и густой тёмной волной спускались по спине и плечам, почти касаясь пола.
Женщина склонила голову, отчего волосы скрыли её почти полностью и протянула руки навстречу собравшимся. Постояв так несколько секунд, она резко вскинула голову и густая грива иссиня-чёрных волос мягко рассыпалась у неё по плечам. Женщина развела руки в стороны, словно хотела обнять всех присутствующих, сделала небольшой шаг вперёд, выйдя из полутёмного алькова на свет.
Я вздрогнул, когда увидел черты её лица, но не удивился. Похоже, я утратил это чувство за последние несколько недель. Женщина была как две капли воды похожа на ту, что я видел в последнем сне. Кто бы сомневался! Только что-то слишком быстро сбывается мой последний сон.
--Кто это прошептал я Эльвире.
--О! – сказала она с восторгом.— Это наша хозяйка и королева, мы все преклоняемся перед ней! Поклонитесь же, скорее! – Зашептала она мне в ответ и склонилась в изящном реверансе. Все вокруг тоже склонились в низком поклоне, один я продолжал стоять, словно соляной столб. Я в буквальном смысле окаменел. Не мог пошевелить ни ногой ни рукой. Хозяйка, между тем, обведя взглядом собравшихся, изящно опустила руки. Я внезапно понял, что смотрит она прямо на меня.

Здорово) Cobra, у Вас талант) Жду продолжения)) Подсадили Вы меня на свою повесть=)))

ага,талант..зарытый..некогда этим заниматься,ну совсем некогда.Вторую часть все никак не допишу...кстати,сны в этой повести-все,до единого,они приснились мне.Собственно поэтому и написала.