ИНЫЕ МИРЫ - Сказки Дины Ши

Предисловие
Зал Сказок

Сказки, как известно, бывают разные. Взрослые делят сказки на "волшебные" и "бытовые". На самом деле, неволшебных сказок в природе не существует. Дети это знают хорошо. Просто, в одних сказках волшебство очевидно: ну, феи всякие, палочки волшебные, превращения... А в других волшебство спрятано под самыми обычными вещами. Поэтому, некоторым взрослым будет полезно почитать сказки в этом Зале вместе с детьми. И если дети будут добры, они объяснят родителям, где спрятана самая настоящая магия в якобы "неволшебных" сказках.


Содержание

ИНЫЕ МИРЫ - Сказки Дины Ши. Эти короткие рассказы были написаны для сына, когда он был маленьким.
Мальчишка   /   Параллели   /   Ритуал   /   Маринка   /   Сопределье

А вот еще ее сказки, уже не из этого цикла: Сказка про соседа,  "Сказка о Синем Волке", "Потудань"

Источник: сайт "Заколдованный замок"

Погода на улице была противная, промозглая, как и вчера, И он бы, наверное, опять просидел весь вечер у телевизора. Но как раз сегодня в школе объявляли победителе" конкурса эрудитов и ему, занявшему второе место, подарили роскошный набор "Юный химик". Он давно мечтал о таком, но набор стоил дорого, мама денег не давала, а накопить никак не получалось. Сами знаете, у мальчишки тринадцати лет всегда нехватка в карманных деньгах,

Но сегодня он был счастлив. Вот уже три часа он с упоением что-то смешивал, сливал, растворял, подогревал и выпаривал на спиртовке. Даже на маленькой электроплитке, в старом эмалированном ковшике, кипело какое-то неведомое зелье. Мама недавно пришла с работы и готовила на кухне ужин. Скоро придет папа. Пора сворачивать эксперимент.

Со вздохом сожаления он начал убирать многочисленные баночки, колбочки, стаканчики и пробирки. Когда очередь дошла до ковшика на плитке, в котором выкипали остатки коричневой жидкости. а на самом дне поблескивали какие-то кристаллики, лукавый, бесенок, сидящий в каждом нормальном мальчишке, шепнул последнее в этот день "а что будет, если..." Мальчишка вынул изо рта жевательную резинку, бросил ее в ковшик и старательно перемешал. Потом, сняв ковшик с плитки, он довольно долго созерцал бурую клейкую массу, соображая, чем ее теперь отчистить, потому как ковшик нужен все время, а другой взять негде. Ничего не придумав, он решил оставить эту проблему на потом, а пока просто выскреб все, что мог, на бумажку, поставил грязный ковш на полку и сел за стол, положив бумажку перед собой. Сначала он просто рассматривал свою резиновую кляксу, потом счистил ее пальцем и стал мять. Она была еще теплая, гораздо мягче жвачки, но, остывая, быстро затвердевала. Кристаллики со .дна ковшика никуда не делись и теперь приятно покалывали пальцы, если сжать посильнее. С кристалликов мысли мальчишки перескочили на таинственные мельчайшие частицы, кванты, из которых, как он прочитал недавно в одном журнале, состоит все в мире. Он думал, что эти частицы, как его кристаллики, в беспорядке разбросаны по всему свету и когда они собираются в кучу, получается какая-то вещь. Еще он подумал, что звезды тоже разбросаны в беспорядке, как эти частицы. И, может быть, большие звезды его мира это кванты другой, огромной вселенной, а частицы - звезды третей. Тут он посмотрел на совсем уже затвердевший шарик и представив себе, как внутри шарика другой, невероятно маленький мальчишка тоже делает химические опыты, другая мама готовит ужин, а ученые думают о том, как устроен мир. Он аккуратно положил шарик на стол и, удобно облокотись. стал думать, как вырастет, станет знаменитым ученым и сделает это великое открытие.

"О чем задумался?" - спросила мама, тихонько входя в его комнату. Мальчишка вздрогнул от неожиданности, резко обернулся и смахнул шарик со стола. Шарик, пролетев немного, шлепнулся на все еще невыключенную плитку, тут же прилип к ней, зашипел, стал плавиться и, вдруг, вспыхнул красивым желто-зеленым пламенем, разбрасывая вокруг оранжевые искры. "Здорово!" - подумал мальчишка и стал мечтать, что, если бы сделать опять такую штуку, только побольше, то можно показать ребятам во дворе отличный фейерверк. Как всякий нормальный мальчишка, он уже забыл, о чем думал пять минут назад. И, выключая плитку, он даже не пожалел о том, что только что, на его глазах, погибла целая вселенная.

"Пойдем ужинать" - сказала мама.

Лениво развалясь, мальчишка сидел за столом, честно, но тщетно пытаясь заставить свои глаза увидеть хоть что нибудь в учебнике. Глаза, тоже честно, смотрели, но, увы, ничего не видели, потому что погода была самая для этого неподходящая. На улице вовсю жарило солнце, совершенно не считаясь с началом учебного года. В другой день мальчишка бы сразу отказался от попыток сделать уроки в такую погоду, но сегодня его совесть требовала жертв. Дело в том, что два последних урока (хоть и физ-ра, в все-таки…) он прокатался на метро, читая фантастическую книжку, взятую у соседа по парте "только до завтра". Самое обидное было, что книжка оказалась ерундовой все больше про любовь, а про фантастику совсем мало. Книжка, кстати, тоже мешала делать уроки, потому что учебник был по геометрии” а в книжке речь шла о параллельных пространствах. Про параллельные линии в школе уже проходили, и мальчишка пытался понять, как этот парень "оттуда" умудрился пролезть на Землю, если параллели не пересекаются. Очередной раз механически скользя глазами по строчкам, он перебирал в памяти все, что знал из фантастики про путешествия в космосе” Ничего не подходило - ни нуль-перелет, ни искривление пространства, ни черные дыры...

Парень из книжки объяснял, что два мира, его и этот. существуют в одно время, в одном и том же месте. "Это, как если соль размешать в воде," - думал мальчишка, - "я знаю, что вода стала соленая, а вода этого не знает, и соль тоже. Он немного злился на этого парня за то, что тот не объяснил, как попасть из одного мира в другой. И еще за то, что тот парень ничего толком не рассказал про науку и технику там, у них, и про то, летают ли они в космос, и сколько планет успели освоить, а все выяснял отношения с этой земной девчонкой. Потом мальчишка подумал, что парень не виноват, а виновата девчонка, которая сразу влюбилась, вместо того, чтобы как следует все расспросить и записать.

"Я вообще", - пронеслось в голове, - "все девчонки такие. Нечего с ними разговаривать".

Глаза мальчишки, некоторое время назад оторвавшиеся от учебника и устремленные в пространство, опять обратились на геометрию, и он стал придумывать важные вопросы для парня из параллельного мира, почти совсем поверив в их скорую встречу. Перебирая в уме самые главные вопросы и. тут же. придумывая на них ответы, он дошел до мысли, что ему, пожалуй, никто не поверит, если этот парень просто прилетит и улетит. Переполошившись от испуга и обиды на такое недоверие и окончательно перестав видеть учебник, мальчишка начал уже не про себя, а шепотом, уговаривать пришельца пойти с ним в какой-нибудь научный институт. Остро переживая добровольную утрату славы первооткрывателя тайн параллельного пространства и утешаясь ролью первого знакомого и лучшего друга (потому что та девчонка - она из книжки, не настоящая), он не мог понять, почему пришелец отказывается идти в институт и на самые веские доводы отрицательно мотает головой.

В этот драматический момент солнце, обогнув дом, положило свою желтую лапу на страницы "Геометрии", напоминая одновременно о невыученном уроке и о том, что дело идет к вечеру,

Несколько секунд на лице мальчишки в отраженном солнечном луче можно было видеть муки борьбы с совестью. Но солнце было лукаво, а совесть почти спала, устав его мучить. Победа была одержана и входная дверь квартиры захлопнулась за его спиной.

Переступая порог подъезда, он еще раз вспомнил о параллельном пространстве и пожалел, что, на самом-то деле, оттуда сюда ничего не может попасть. На его руку упала крупная капля. Мальчишка посмотрел на ясное синее небо, улыбнулся нахальному, совершенно летнему солнцу и скрылся за углом дома.

В параллельном мире шел дождь.

Ритуал

Малыш лежал в отчаянно трясущейся коляске и думал. Коляску трясла Мама, очевидно полагая усыпить его таким способом. Малыш мог бы, конечно, и заснуть, тем более, что за первые два месяца пребывания в Этом Мире он уже успел выработать у себя условный рефлекс: трясение коляски - головокружение - тошнота - сон, как спасение от тошноты. На первых порах Малыш пытался довести до сознания Мамы основные свои требования по части комфорта, но существа Этого Мира на уровне мысли общаться то ли не умели, то ли не желали .А сам он еще не вполне овладел техникой звукового общения. Пока приходилось довольствоваться эмоциональным уровнем, сочетая эмоции с немодулированными голосовыми сигналами. Малыш лежал и думал. Он пытался осмыслить механизм недавно открытого феномена. Он обнаружил, что во время работы речевого аппарата, как средства общения, аппарат мыслительный автоматически выключается. Трясение становилось невыносимым. "Наверно, все дело в энергетике организма", - лихорадочно завершил свои размышления Малыш и направил Маме точно нацеленный эмоциональный луч, старательно подкрепляя его звуком.

Молодая мама сидела на скамейке в скверике, целиком погруженная в чтение, одной рукой раскачивая коляску, другой придерживая шевелящиеся от ветра страницы книги. Внезапно тишину сквера нарушило отчаянное верещание младенца. Поспешно отложив книгу, мама вынула ребенка из коляски и, нежно прижав его к себе, стала тихонько приговаривать что-то вроде: "маленький мой, солнышко мое, животик заболел, да?" Ребенок верещать перестал и даже весело загулькал, стараясь ухватить маму за нос, дергая ее за челку и, иногда, попадая пальцем ей в глаз. Мама, уверившись, что о ребенком все в порядке, уложила его обратно и, покачивая коляску, опять углубилась в книгу.

Малыш был в недоумении. "Ведь поняла же она про животик", - думал он, - "действительно, тошнит аж до колик". Но почему же она не понимает, когда онпытается объяснить, какие еще органы, кроме рта, пригодны да общения? Видимо, все-таки, Этот Мир просто не признает разговор на уровне мысли. А это значит, что еще довольно долго никто не будет его понимать. "Придется чаще тренироваться в звуковой речи", - подумал Малыш и с сожалением вспомнил” что, судя по открытому им феномену, частое употребление речевого аппарата может привести к атрофии мыслительных органов. "Надо чем-то жертвовать", - вздохнул он и твердо решил стать полноправным жителем Этого Мира. Отдавая дань прошлому и, одновременно, обозначая свою полную принадлежность настоящему, Малыш попытался воспроизвести ритуальную формулу досады, подмеченную им ранее у своих новых соплеменников, произнося про себя; "тьфу ты черт" и сопровождая эту фразу соответствующим жестом. Жест получился не вполне, думать больше не хотелось, тошнота от тряски стала невыносимой и Житель Этого Мира погрузился в сон.

Молодая мама, дочитав главу, бросила взгляд в коляску. Увидев, что ребенок заснул, она склонилась над ним, поправляя чепчик и одеяло, и осторожно вытерла носовым платком слюну, стекавшую из уголка рта по розовой щечке младенца.

- Мамочки! - с блаженным ужасом прошептала Маринка, выбираясь из противных зарослей какого-то кустарника, в котором навалом было липкой паутины и ни одного гриба. Даже поганок не нашла. Их Маринка тоже брала, кроме зеленой, свято веря, что в лесу ядовиты только сатанинский гриб и бледная поганка, а все остальное смело можно есть. И ела, и гостей кормила, и никто никогда не травился. Впрочем, Марина была уверенна, что скажи гостям про поганки, все тут же потравятся. Поэтому она молчала и только посмеивалась про себя.

Сейчас она стояла на краю недавно выкошенной полянки и вовсю таращила и без того не маленькие глаза. На полянке, ближе к тому краю, лежало Нечто. Привычно внимательная к своим мыслям, она отметила, что по первому ощущению Оно здесь случайно. Убеждение, что подсознание соображает лучше сознания, было неоднократно проверено и сделалось основой многих жизненных правил. Поэтому Маринка ничего не боялась. Ужас, испытанный при первом взгляде на Это, относился к отсутствию здесь и сейчас ее сына Сашки, которого Марина пыталась обратить в свою веру. Обращение шло медленно и со скрипом, потому что Сашка жил с бабушкой, а у Марины бывал только по выходным, да и то не каждую неделю. Маринка считала себя человеком творческим, а творчество, как известно, плохо сочетается с семейными обязанностями. Фундаментом Маринкиной вере служила красивая формула "желание творит ситуацию".

- Если очень сильно захотеть, обязательно сбудется, - внушала Марина сыну,

- Я жвачку хочу, а ты не покупаешь, - ответствовал прагматик Сашка.

- Сейчас денег нет. Будут - куплю, - оправдывалась Марина.

- А ты что, денег не очень хочешь? - нахально вопрошал сын.

"Тоже мне, Антей," - раздраженно думала Маринка, - "я тебя еще оторву от земли". Но заняться отрыванием вплотную все не находилось времени, и пока она довольствовалась одним желанием. И своей собственной верой. Вера, доходившая до фанатизма, содержала в себе адскую смесь из йоги, внеземных цивилизаций, парапсихологии, Шамбалы, Атлантиды и железного убеждения, что если что-то Такое случится, то без ее личного участия никак не обойдется. Маринка не была тщеславна и, не считая себя лучше других, она никого не считала лучше себя. Поэтому сейчас она нуждалась только в одном свидетеле своего торжества - собственном сыне.

Постояв пару минут и убедившись, что подсознание ничего вредного в Этом не усматривает, Марина направилась к загадочному предмету решительным мальчишеским шагом. Предмет был размером с "Жигули", только круглый и, действительно, напоминал перевернутую миску. Признаков жизни Миска не подавала, хотя Маринка дважды обошла вокруг и, даже, осторожно потрогала, увидев, что мухам, садящимся на эту штуку, ничего не делается. "Автомат, что ли?" - подумала Маринка с сожалением.

- Не автомат, а средство передвижения.

Маринка обернулась так резко, что чуть не упала. Перед ней стоял симпатичный парень в модном комбинезоне.

- Привет. Твое средство? - осведомилась Маринка.

- Мое. Тебе чего надо?

- У вас там все такие вежливые? - ехидно спросила она, вдруг вспомнив, что голова ее похожа на помело, а лицо, наверное, страшно чумазое после путешествия по кустам.

- Не боишься, - с уважением произнес он и. подходя к средству, да неопределенно хмыкнул и улыбнулся.

Улыбка у парня была странная. Впрочем, и физиономию его обычной не назовешь.. Совершенно лысый череп, вместо ушей дырки, прикрытые наполовину кожистой перепонкой, губы не окрашенные и из-за этого рот кажется просто щелью, носа нет, на месте носа забавная щелочка во впадинке - совсем как дыхалка у дельфина, а глазищи громадные, цвета пьяной вишни, да еще выпяченные полушариями на плоской лице. Разумеется, ни бровей, ни ресниц. И длинная, сантиметров 20-25, гибкая, как шланг, шея. Но, при всем при том, все это очень симпатичное, доброжелательное и гармоничное, что ли.

Окончательно обнаглев от волнения и нисколько не удивляясь, что парень отвечает не раскрывая рта, потому что она всегда знала, что Они все телепаты, Маринка протянула парню руку и представилась:

- Я - Марина, а тебя как зовут?

- У нас таких имен нет, у нас сенсорный образ, - сказал парень и Марина почувствовала смесь незнакомых вкусов, запахов и ощущений, соображая, что это и есть его имя.

- А мой сенсорный образ вот такой, - сообщила она, старательно представляя себе запах моря, водорослей и нагретого солнцем песка. Видимо, она хорошо представила, потому что парень прикрыл глаза и задумчиво протянул:

- Красиво?

- Мне тоже нравится, - сказала она и спросила: - Ты откуда?

- Издалека, - ответил парень не открывая глаз.

Маринка тоже закрыла глаза и увидела темное, немножко фиолетовое небо с кошмарным количеством очень ярких звезд. Потом она увидела другое небо, уже светло-лиловое, какие-то заросли, розоватый: песок и фиолетовые горы вдали.

- Мне небо у вас нравится, - деловито констатировала Маринка открывая глаза, - Я люблю этот цвет. А города у вас есть?

- Нет, зачем они.

Парень говорил, по-прежнему не открывая глаз. Он стоял, облокотившись на свое средство, завязав каким-то невероятным узлом такую же гибкую, как шея ногу вокруг другой, выпрямленной. Марина опять закрыла глаза и некоторое время они стояли молча и неподвижно. Маринка рассматривала картинки чужого мира, восхищаясь и немножко завидуя. Она попробовала показать свои картинки, но пейзажи, которые она представляла и вспоминала, перепутывались с ее мечтами и фантазиями и получалась чепуха. Парень пошевелился. Маринка открыла глаза и встретилась с его изумленным взглядом.

- Так это ты меня посадила? - спросил он, вылупив глаза так, что казалось они сейчас выпадут.

- Не поняла... - смешалась Маринка и тут же вспомнила, что за полчаса до встречи, ползая по кустам, она как раз думала про инопланетников и, как всегда, заклинала их смилостивиться и предстать пред ее ясные очи.

- Наверное, я, - Марина даже покраснела от виноватого смущения.

- Ну ты даешь? - парень мотнул головой, - И чего ты хотела?

- Просто. Интересно. И потом, это не честно, пришли в гости, а хозяевам не показываетесь. Так цивилизованные люди не поступают.

Марина говорила горячо, взахлеб, искренно чувствуя сейчас обиду за все обманутое человечество и за себя лично, потому что теперь ей казалось обидным, что встреча произошла по ошибке, а не по счастливой случайности. Парень, как видно, отлично ее понимал, потому что чем сильнее она горячилась, тем шире он улыбался. Эта улыбка злила ее еще больше и она никак не могла остановиться, изливая на его голову потоки обвинений. Наконец она замолчала, переводя дух и придумывая, что бы такое еще сказать. Парень улыбаться перестал и объяснил очень серьезно:

- Мы не в гостях, мы работаем. А насчет представлений - вот, я тебе представился.

- Но я же не все!

- Понимаешь, - терпеливо продолжал он, - всем не получается. У вас далеко не все могут нас видеть. Это от человека зависит, от его образа мыслей. А из тех, кто видит, большинство боятся. Тех, кто не боится, очень мало. Мы и их сами ищем.

- Ищите, ищите, а меня не нашли. - Маринкина обида уже улеглась, но, для порядка, она еще ворчала.

- Но ты же в городе живешь, а там все мысли перемешаны, не разберешь. И потом, нас тоже мало, можем кого-то и пропустить.

- Ничего себе, мало. Вас по всему свету видят.

- Здесь не только мы, из других миров тоже есть. У них другие установки. Некоторые вообще в контакты не вступают.

- И чего вам у нас нужно? - Маринка совсем успокоилась и обрела свой обычный деловой тон.

- Понимаешь, цивилизация у вас интересная. Вы загнали себя в тупик и в тупике развиваетесь. У вас нестандартный путь развития. Мы уже пару тысяч лет за вами наблюдаем. Очень интересно.

- Наблюдатели! Помогли бы, - хоть парень говорил обидные вещи, но Маринка уже, почему-то, не обижалась.

- Помогать нельзя, - парень вздохнул, - дармоедами станете. Если сами не выберетесь, никто вам не поможет. Мы хоть таких, как ты, ищем. Другие вообще только смотрят.

- А зачем вам такие, как я?

- Мы планету для вас нашли подходящую. Давно уже, когда открыли вас. Ну и стали отбирать людей с недеформированной психикой и отправлять туда. Сейчас там вполне нормальная цивилизация, как у всех. Даже сюда прилетают. Они тоже отбирают переселенцев. Только для них здесь опасно. На нас ваши микробы не действуют, а в их экспедициях заболеваемость большая, в скафандрах ходить приходится. Вы здесь за две тысячи лет столько всякой дряни развели.

- Меня забирать нельзя, у меня сын в городе, - Маринка задумчиво жевала травинку, опять жалея, что не взяла с собой Сашку.

- А я сейчас и не собираюсь. Во-первых, у меня машина одноместная, во-вторых, мы по одиночке не берем. Или друзей, или семьями, а то адаптироваться трудно. Подожди.

Парень повернулся к машине. В боку Миски раздвинулись дверцы и он влез внутрь. Маринка тоже заглянула туда. Дно кабинки было покрыто чем-то мягким и упругим, и продавливалось под коленками парня. Около входа валялся шлем. А больше там ничего не было, ни рычагов, ни кнопок. Только на потолке был вделан кружок матового стекла серого цвета. Парень рылся в ящике на стенке.

- А как ты ей управляешь? - поинтересовалась Маринка.

- Приказами. - парень кивнул на шлем. - А на экране видно все, что внизу. - парень опять двинул головой, на этот раз в сторону стеклянного кружка.

- А если в такую же врежешься?

- Не врежешься. Автоматика, Она сама следит. Я только говорю, куда лететь.

Парень задвинул ящик и протянул ей какую-то штуку, размером с зажигалку, только совсем гладкую.

- Держи, соберешь компанию, позовешь.

Маринка недоуменно вертела штуку в руке, пытаясь понять, на что тут нажимать.

- Нажимать не нужно, - пояснил парень, - просто возьмешь в руку и позовешь, как сегодня. Это усилитель.

- В Японии такой аппаратик сделали бы миниатюрнее, - съязвила она

- Глупая, ~ ласково улыбнулся он, - для вас стараемся, чтобы не теряли.

Маринка опять слегка покраснела и, тоже улыбнувшись, спросила:

- А когда звать?

- Когда людей найдешь. Три-четыре человека, больше не нужно. Возраст значения не имеет. Собираться вместе тоже не надо. Просто вызовешь нас, мы сначала тебя заберем, а потом остальных.

Парень вылез из машины и протянул ей руку.

- Ну ладно, привет, до встречи.

-Привет. - сказала Маринка и еще минуту стояла на полянке, глядя, как парень опять влез внутрь, закрыл дверцы и машинка плавно поднялась в небо. Снизу Миска была расчерчена какими-то ребристыми полосками, сходящимися к черному кружку в центре. Рассмотреть как следует Маринка не успела, потому что Миска поднималась очень быстро и сразу же исчезла, вильнув за верхушки деревьев.

Обратно к станции Маринка шла, начисто забыв про грибы. "Сашку возьму обязательно" - думала она, поминутно щупая карман джинсов и проверяя, на месте ли усилитель. "Маму бы взять, но она не согласится. А, может, уговорю: И еще кого- нибудь для компании." Она вышла из леса и побежала по тропинке к станции, потому что вдали уже была слышна подходившая электричка. На бегу она перебирала в памяти всех своих друзей, по очереди отбрасывая кандидатуры. "А ведь найти "кого-нибудь", пожалуй, самое трудное" - подумала Маринка, входя в вагон.

Ночной лес. Черно-зеленые тени беззвучно колеблются между слабо светящимися стволами деревьев, отвечая движением плавному бегу посеребренных луной облаков. Там, наверху, ветер, а здесь царит тишина. Впрочем, тишина эта - только первое впечатление непривычного слуха. Если перестроиться, прислушаться, - становится слышен шорох насекомых в траве, топот лапок полевой мыши и шелковый шелест змеиного тела, скользящего по влажной земле. А где-то над головой переступила с лапы на лапу спящая птица, стряхнув вниз чешуйки коры. И дрогнули листья деревьев, скрывая легкое движение птицы от глаз ночных охотников. Свет луны пробивается вниз сквозь листву и придавливает своей тяжестью листья и траву, делая их зримыми, осязаемыми в зыбкости ночной тьмы.

Ты делаешь только один шаг, переступая незримую границу, и неуловимо меняется все вокруг. Под твоими ногами лежит все та же лесная дорога, все так же подступают к ней стволы деревьев, окутанные слабой дымкой сияния.… Но лунный свет больше не буднично бел, - он синий. Нет, не потемнел, не потускнел. Он все так же ярок, только теперь он сияет светом, отраженным в глубине чистейшего сапфира. Почти белый, сияние синевы.

Когда ты переступаешь границу ночью, ты можешь увидеть то, что давно скрыто от людских глаз. Призрачные, словно сотканные из света, крылатые создания, похожие то ли на бабочек, то ли на стрекоз, перелетают с цветка на цветок на ночном лугу. Их очертания неясны и твое воображение может дорисовать все, что угодно. Это от них пошли в человеческом мире предания о цветочных эльфах и маленьких крылатых феях. В почти черной тени деревьев движется что-то, мерцая причудливыми узорами дамасской стали. Это что-то движется бесшумно и грациозно. Вот оно остановилось, и уже можно различить смутные очертания то ли коня, то ли оленя. Легким прыжком зверь оказывается на открытой поляне и у тебя перехватывает дыхание от невиданной красоты. Лунный свет сапфировыми каплями стекает по шелковистым бокам. Вытянутая аккуратная голова гордо и кокетливо поднята с неописуемым выражением сознания собственной чудесности. Серый при дневном свете рог в ночи кажется ледяной сосулькой, вобравшей в себя холодный свет. Единорог.

Так не бывает, скажете вы. Здесь - бывает. Это уже не привычный нам мир, это Сопределье. Некоторые называют это параллельными мирами, некоторые - иными реальностями. Наиболее точный, с моей точки зрения, образ создал Желязны, назвав это Тенями, или Отражениями. Ты можешь сделать следующий шаг, и тебе покажется, что перед тобой еще один, отличный от твоего или предыдущего, мир. Однако, это все та же твоя реальность, все та же планета и даже место на ней. Просто, реальность многослойна и не ограничена видимыми будничному взгляду формами.

Говорят, дух человека видит все слои. Говорят еще, что, мечтая, человек пронизывает иные слои реальности и никто не способен придумать что-то, несуществующее в одном из слоев. А еще говорят, что врата в иные измерения, в действительно иные миры, строят на грани слоев реальности.

Те, кто хоть раз сам случайно переступил границу, уже делает это, не задумываясь. Я иду в лес за грибами с приятелями. Лес исхожен и сух. Грибов не видать. Но я чую за невидимой гранью изобилие. И делаю маленький шаг в сторону. Вот они, крепкие хорошие грибы. Я рву их и тут же отступаю назад. Потом опять. Приятели, видя мою наполняющуюся корзинку, начинают мельтешить у меня под ногами. Мне делается неловко от моей обидной игры и я, охватив мысленно всех, смещаюсь через границу. И вот уже с разных сторон я слышу: "Ой! Белый!… И у меня!… И я!…" Когда мы возвращаемся назад, местные жители уважительно смотрят на наши полные корзины, полагая, что мы ходили далеко. А приятели даже не заметили того, как переступали границу. Человек, собирающий грибы, слеп ко всему вокруг. Они не видели веселых рожиц лесных жителей из Малого Народца, старательно подсовывавших под человечьи ноги скользкие коряги, не слышали ворчанья потревоженного лешего. Их даже не удивило обилие давно исчезнувших рыжиков и груздей в вытоптанном толпами "отдыхающих" лесу. Люди. Может быть, это и к лучшему, что не умеют они перешагивать границу без нашей помощи. А то некуда было бы отступить всем тем, кого люди так настойчиво выдавливают из своего ограниченного мира.

Я ухожу в Сопределье, убегая от людей. Там их нет. Зато там живет Малый Народец, играют в лунном свете единороги, где-то в горах спят драконы и тихо крадутся в тенях черные псы Керна, прислушиваясь, не зазвучит ли рог Дикой Охоты. Это - мой мир.

Сказка про соседа

Жил был человек. Всем был хорош, все у него было. Но была такая странность в его натуре: никак он не мог своими делами заняться, насущными, потому что вечно торопился в делах друзей поучаствовать, любил к кому-то на огонек завернуть. Хозяева, конечно, за стол его сажали, - почему бы нет, приятная компания. Но бывало так, что все соседи заняты своими делами, не до гостей им. И тогда оставался человек голодным, потому что никогда не успевал свое поле засеять, хлеб вырастить, сжать урожай.

Пока молод был сам, и друзья были молоды. А у молодых и времени больше, и забот меньше. Но шло время, друзья семьями обзаводились, детьми. Все чаще, завернув в чей-то двор, узнавал человек, что хозяев нет - то ли в поле они, то ли в огороде, то ли на ярмарку всей семьей ушли. Все чаще человек оставался голодным. Все больше его угнетало то, что всем не до него. А соседям с ним поговорить не о чем становилось, - их заботы повседневные ему незнакомы были. Не мог он разговор поддержать, совет дельный дать.

И стал тогда человек, когда уж совсем плохо становилось, обращаться к соседям за помощью. Придет, скажет, что решил поле засеять, да зерна нет, - дадут ему люди пол мешка зерна, поговорят, расскажут, как сажать, как ухаживать. Все - пообщаются. Там дадут зерно, здесь - картошки на посадку… Приносил он это домой, смотрел, и думал, что если все это сейчас посадить-посеять, то пока вырастет - долго ждать. А есть хочется сейчас. Да и много надавали, хватит пока, если экономно расходовать. И опять ничего не сеял, не сажал. Дотягивал до следующего сева. Тут опять начинал думать, что надо бы делать что-то. Смотрел в кладовую, а там от прежних даров лишь остаточки, - не хватит засеять. Опять шел по соседям: помогите, мол. И все повторялось.

Но соседи, щедрые поначалу, с каждым разом, глядя на такое дело, давали немножко меньше, и экономить человеку приходилось больше. А однажды и вовсе соседи отказали: ты же все ешь, ничего не сея! Иди, засей то, что от прошлых даров осталось, и это расти.

Ох! Обиделся человек, рассердился даже. Пошел в кладовую свою смотреть, а там совсем чуть, едва дно прикрывает.

Подумал немного, и пошел опять по соседям, помощь свою предложить за зерно.

Но, чем же мог он помочь, если в своем дому ничего делать не научился? Хорош он был поговорить о нездешнем, время провести, да только такое участие по бездельной молодости ценно, а когда дел невпроворот, - оно лишь помеха.

И пришлось человеку решать, то ли остатки засеять, не зная, прорастут ли, то ли учиться делать то, что накормит.

Что тот человек решил, - я не знаю.

Но уж если просишь зерна для посева, так сей полученное, а не ешь. А то однажды голодом умирать придется.

Еще одна сказка из летнего лукошка. Еще одна капля дождя, снятая с паутинки дорог.

Когда-то очень давно, когда на север от нынешнего Тамбова сплошные леса стояли, людей там почти не было, – очень мало было. С юга люди переселялись потихоньку, осваивая земли, селились редкими-редкими деревнями.

И в этих лесах жил чародей. Переселенцы не знали о нем, а он и не показывался. Чародеи живут очень долго, гораздо дольше людей, но все равно они не вечны. Тот чародей поселился в этих лесах, когда людей здесь еще не было. Он знал, что доживет до того времени, когда люди придут, и он этого ждал.

И вот когда люди появились, обустроили деревни, распахали небольшие поля, появился в этих местах синий волк. Раза в два, а то и в три больше обычного волка. Появлялся он редко. Но всегда через год-другой после того, как его заметят поблизости от какого-то селения, синий волк непременно утаскивал ребенка. Так, словно ждал, терпеливо ждал, пока можно будет, когда время придет, и похищал ребенка. Люди, естественно, думали, что он детей ест, а на самом деле он уносил их в лес. Это и был чародей, оборачивающийся синим волком. Он уносил украденных детей в лес и там их растил и воспитывал. Причем было в его магии такое, что если он ребенка похищал, то ребенок станет оборотнем.

Они не были синими, эти волки-оборотни. Они были как бы обычным волками. Покрупнее обычных волков, но не синие. И считали эти дети-оборотни себя детьми чародея. А росли там и девушки, и юноши. Как и их приемный отец, они получали с даром оборотнечества долгую жизнь, – не такую долгую, как у чародея, но, все равно, много дольше, чем у людей. Было их немного, и за свою долгую жизнь они расплачивались плодородием. Дети у них появлялись редко. И поэтому чародей, пока был жив, продолжал время от времени приносить из человечьих деревень новых детей. Не каждый год, далеко не каждый, – но время от времени он появлялся у каких-то селений и утаскивал ребенка.

Потом пришло ему время умирать. Позвал он одного из своих приемных сыновей и попросил держать его за руки, когда умирать будет. И вот так вот, держась за руки одного из юношей, он умер.

Люди-оборотни, как им было велено чародеем перед смертью, отнесли тело в лес, в заветное место, там положили и ушли, – он велел к нему не возвращаться. А когда собрались они все вместе справить тризну о нем, обратились в волков, чтобы взвыть печально к небу, увидели, что шкура того самого юноши, который держал чародея за руки, отливает сапфиром.

И опять синий волк появился в окрестных лесах, и передался ему дар чародея: ребенок, которого он похищал, становился оборотнем, так что народ чародея, хоть и редко у них рождались свои дети, продолжал жить в этих лесах. Долго это продолжалось. Никто не знает, как долго, никто не может сказать, сколько синих волков сменило друг друга. Людей вокруг становилось все больше, люди расчищали место под свои поля, лес потихоньку отступал, отступали и оборотни вместе с лесом. А потом оборотни исчезли вовсе. Долгое время после того, как оборотни исчезли и синий волк перестал бегать по соседним селениям, здесь еще жило предание о синем волке. А потом забылось.

Но где-то до сих пор живет этот народ, и где-то до сих пор бегает синий волк. Время от времени он похищает человечьих детей, чтобы те стали оборотнями, чтобы жило чародейское племя.

Потудань

Это только люди думают, что нет у Богов иного занятия, как только на пирах пировать да потешные битвы устраивать. А на самом-то деле Боги, как и люди, заняты всякими своими обычными домашними делами. Куда же без них? И похожи эти дела на дела человеческие. Не зря же сказано, – то, что вверху, подобно тому, что внизу, и наоборот.

Две девушки устроились на крыльце материнского дома разбирать чесанный уже, но перепутанный шалуном лен. Лен был не простой, особый. Из этого льна их матушка и ее сестры пряли нити судеб, а бабушка потом ткала из тех нитей полотно Мира. На земле, у людей, весь лен одного цвета, – серый. Не то у Богов. Серебристые чистые волокна, их меньше всего бывает, впрядаются в любую нить-судьбу, – это паутина времени, протяженность из прошлого в будущее. Остальных же волокон бывает примерно поровну: серые светлые, серые темные – это волокна обычной жизни, золотистые – волокна добрых перемен, почти черные – перемен лихих, тяжелой жизни, белые – одиночества, теплые светло-коричневые – достатка, хорошей жизни…. Да, все не перечислить. Все волокна обычно разбирали по цветам и клали отдельно в большие корзины, а пряхи сами набирали в кладовой из корзин пучки кудели на каждого нарожденного, вязали на шестки, чтоб спрясть ему его особенную жизнь.

У братьев Ветров детей много, за всеми не уследишь. Ветерки да Сквознячки вечно сновали по всему Ирию, путаясь у всех под ногами и порой мешая работе. Кто-то однажды не закрыл плотно дверь кладовой, и один из ветровых отпрысков пробрался туда и порезвился на славу, перепутав лен разных цветов, и теперь весь лен нужно было перебрать и разложить заново. Лучше бы, конечно, девушкам в доме сесть, безопасней, но для такой работы света много нужно, чтоб не смешать оттенки волокон, и братья Ветры обещали детей своих на время запереть. Так что, девушки трудились с самого утра и большая часть льна уже была разобрана, когда вдруг шевельнулись листья рябины у крыльца.

- Сбежал! – вскрикнула одна, заметившая, как колыхнулись ветки.

Девушки вскочили, и бросились накрывать корзины с разобранным льном крышками, чтоб не дать постреленку опять испортить всю работу.

Сквознячок, и правда сбежавший из-под отцовского замка, вовсе не собирался шалить. Он давно уже сидел на рябине, глядя, как девушки исправляли последствия шалости его брата. Да и не смог бы он сильно помешать, – слишком мал еще был. А ветку он качнул от испуга. Отец его узнал, что пострел удрал, и бросился на поиски. Вот, увидев вдали приближающегося отца, Сквознячок и испугался, и выдал себя. Только, вот беда, выдал он себя не только девушкам, но и отец заметил, где тот прячется. И налетел Ветер ураганом на своего сына….

Хорошо, девушки уже все корзины накрыть успели. Одну только не накрыли еще, с теми самыми серебряными волокнами, которых меньше всего.

Разъяренный непослушанием сына Ветер махнул полой плаща, и тонкие льняные пряди поднялись в воздух, разлетаясь по всему Ирию. Девушки закричали, Ветер обернулся, увидел, что натворил, и тут же притих, смущенный своей глупой неосторожностью.

Большая часть серебряного льна разлетелась по Ирию, и его легко и быстро собрали сам Ветер и его непоседливые дети, враз ставшие послушными. Но несколько прядок улетели за край страны Богов и опустились на земли людей. Что-то зацепилось за скалы в горах, и с тех пор там существуют особые места, где слышны голоса эпох минувших и еще не наставших. Что-то легло в лесу, и там тоже теперь волшебные места, которые знающие люди называют Порталами времени. Какие-то прядочки попали в руки людей, и теперь по миру из рук в руки передаются инструменты, в которые те волокна вплетены, инструменты, позволяющие людям переписывать судьбы от начала. А часть льна упала в воду, легла на дно. Может, из-за такой прядки пропадают в некоторых местах океана корабли, уплывая в иное время? Не знаю. Но знаю, что малый клочок поймала и сохранила речка Потудань, несущая свои воды Дону, подарив тем, кто умеет видеть, возможность заглядывать в другие времена, узнавать, что было некогда, и что будет когда-нибудь. С тех пор и стали так речку называть, «потуда, до иного времени текущая-водящяя», а раньше ее имя было Каяла.

Не прочитал